Жизнеописание строптивого бухарца. Роман, повести, рассказы

Этот легкий, возбуждающий хмель длился до тех пор, пока из усиков не рождались гроздья с маленькими зелеными ягодами, а лозы не покрывались крупными, толстыми листьями с пятью концами — тремя острыми и двумя, по бокам стебелька, округлыми, — тогда все снова менялись, взрослые становились раздражительными, неразговорчивыми, и тот старик уже не приходил к бабушке, зная наверняка, что она теперь прогонит его. Это долгое время, когда днем занавешивают окна шторами и выходят во двор лишь вечером, да и здесь, не найдя прохлады, молчат, изнывая от духоты, и ни олеандр, ни виноградник уже не приносят успокоения. Видно, это то время, когда начинается новый сговор с виноградником, тягостный и обременительный. Уже и легкая одежда не приносит наслаждения, скорее удручает своей ненужностью, и как ждет тогда брат утра, чтобы побежать куда–то к речке, сбросить поскорее одежду и насладить тело водой…

Отец ходит под виноградником и оглядывает гроздья и, недовольный, уходит к себе в комнату, а все остальные смотрят на него: если возрадуется, значит, ягоды уже посинели и скоро сок внутри их загустеет и окрасит плод в черный цвет, цвет зрелости и вина.

Весь сок уходит потом из листьев и лоз в гроздья, ибо чем быстрее зреют ягоды, тем скорее желтеют листья, — теперь виноградник может готовиться к долгой зимней спячке, листья ему не нужны, и он сбрасывает их один за другим во двор.

Первыми вкус спелой ягоды чувствуют те самые воробьи, что были обмануты некогда сосульками на винограднике, потом его твердыми почками и усиками — сейчас они дают волю своей затаенной обиде, ибо знают, что виноградник обленился к осени, тянет его к покою и сну не будет он их отгонять.

И снова это настроение виноградника передается всем в доме, никто особенно и не торопится сорвать ягоды, все медлят, отец нехотя ставит лестницу, чтобы, поднявшись, срезать несколько крупных гроздьев. Их кладут не в тарелки, а на листья виноградника, сотворяют круг — ягодка к ягодке, — и все разглядывают этот натюрморт… Уже, кажется, ни у кого и сил не осталось восторгаться вкусом иссиня–черных ягод, и только бабушка скорее из приличия, чтобы сделать приятное винограднику за его долгую работу, говорит:

— Вино…

Странно, ведь все ждали этого часа, когда весной переодевались, устраивали танцы под виноградником, украдкой жевали его усики, суетились, возбужденные, напевая любовные песни, и тот старик, который и в эту весну не сумел уговорить бабушку жить с ним вместе, все равно наведывался к ней, чтобы посидеть под сенью виноградника, — все ведь молились будущим гроздьям…

А сейчас у всех какие–то задумчивые взгляды и тихие голоса, все ходят рассеянные, смотрят друг на друга и словно не замечают никого, занятые собственными размышлениями.

Говорят лишь о том, как полезен виноград и как сок его дает здоровье, а вино его возвращает жизнь умирающему, правда, ненадолго, а на то время, пока он успеет сказать свое последнее прости. Больше всех рассказывает об этом бабушка, как бы в назидание остальным, словом, ведет себя так, будто этой зимой обязательно умрет.

Этим летом было особенно душно внутри двора, вечерами все с мольбой смотрели на листья, желая увидеть, как они неожиданно затрепещут от дуновения, словно деревья и должны были дать двору прохладу. Но листья продолжали висеть неподвижно, как нарисованные на плотном воздухе, и Душану казалось, что можно рисовать на яблоне фиолетовые смоквы, а на олеандре гранаты, все перепутать, нарушить в природе гармонию и поиздеваться над ее здравым смыслом, разумом, не забывающим посылать летом двору такую ужасающую духоту, — словом, хотелось придумать злую игру. Картину можно продолжить и рядом с деревом поставить еще и домик с плоской крышей и прохладной мансардой, чтобы потом, спрятавшись там, отдыхать. Сделать мансарду своим новым излюбленным местом, ибо во дворе возле ставни, где ему нравилось сидеть, прижавшись спиной к стене, было тоже теперь неуютно и тоскливо.

И действительно, стоило ему провести на этом плотном воздухе воображаемую линию, как след нарисованного долго стоял перед его глазами и исчезал лишь тогда, когда его стирала наконец пыль.

Много пыли залетело во двор и висело густо в воздухе, окрашивая все в желтый цвет, и обессиленный двор уже не мог сопротивляться один этому нашествию, принимал пыль, задыхался, но ждал, пока не помогут ему люди, или птицы, или тот самый чужой кот, который выдавал себя теперь частым чиханием. Но никто не мог помочь двору, и он, видно, сердился, что нарушался тайный сговор о взаимопомощи.

Никто не заметил сквозь эту пыльную завесу, как заболел виноградник. На нижнюю площадку, где спал отец, закапал сок, отец вначале не понял, думал, что пошел наконец дождь, но безоблачное небо смутило его, и он увидел, как почернели и свернулись листья, гроздья покрылись коричневыми крапинками, сморщились и выдавливали из себя сок, будто он, ядовитый, сжигал весь виноградник изнутри, вызывая изжогу и тошноту.