Читаем Жизнеописание строптивого бухарца. Роман, повести, рассказы полностью

Душан смутился, увидев, как внимательно смотрят на него матери Ирода, Дамирали, Шамиля. Он уже знал, кому из матерей нравится, а у кого вызывает неприязнь, но не сам по себе, как отрок, неправильно сложенный, горбящийся, с холодным лицом, а через их отношение к его матери. За столько лет, по воскресным дням, встречаясь под навесом, мать успела со многими женщинами из естественного чувства соперничества — у кого сын умнее, прилежнее, муж с солидным положением? — поругаться и помириться, услышать горькие слова упрека, самой упрекнуть, сделавшись сварливой и неприятной. И сейчас, когда Душан остановился в растерянности, ища мать взглядом по двору, он вдруг проникся ощущением всех этих родительских симпатий и антипатий, всей этой мелочности, от которой сделалось ему нехорошо и тоскливо. Только мелькнуло как спасительное, ироническое, что могло снова привести его в чувство: «Да… а ты вот хотел ей рассказать… чтобы она слушала, чувствуя, какой ты сильный…» И эта мысль так возбудила Душана, придавая ему дерзости, легкости, словно отрезвление стало что–то делить в его сознании, разлагать тот комок внутри, который держал его все эти дни ссоры с мальчиками в хорошем, чутком к себе, к своей совести настрое; и, разлагаясь, комок опьянял, будто состоял из одурманивающего вещества. И в этом состоянии веселого опьянения он стал сбегать с лестницы, делая большие прыжки и чувствуя, как бегут за ним следом, щелкая кошелками, Аршак, Ирод и другие мальчики из его класса, считая рубли и копейки, которые выпросили они у родителей.

А впереди торопились к себе в спальную комнату третьеклассники, помахивая полными мешочками домашней еды, чтобы скорее начать обмен: за два яйца — обрезок колбасы, за котлету — фаршированный баклажан, как обменивались когда–то и в классе Душана, когда брали у родителей не деньгами, а натурой.

Душан, уже поддавшись своему игривому настроению, весь в ощущении бега, преследования, оглянулся назад, чтобы махнуть рукой своим и дать им понять, чтобы бежали за ним, никуда не сворачивая, по направлению к спальне младших учащихся. Знак, данный Душаном, был понят, бежавшие следом напряглись, прибавляя шаг и настороженно оглядываясь, но у самого порога спальни какой–то третьеклассник упал споткнувшись, и, пока он поднимался, прижимая к груди мешочек, мальчики, ведомые Душаном, смешались с младшими, затолкали их внутрь спальни.

В суматохе и тесноте спальни Душан все же успел заметить, как мелькнули лица Аппака, Шамиля, Дамирали, удивленно глянул на него и Мордехай, растерянно Ямин, словом, откуда–то вдруг все собрались, будто знали, ждали, что именно сегодня Душан решится на такой дерзкий шаг.

— Все к стенке! Живо, лицом к стенке! — прокричал Душан и, не владея более собой, толкнул какого–то третьеклассника. Но почему–то не к стене, а на кровать, успев вырвать у него из рук мешочек. Впрочем, крик Душана прозвучал несколько нелепо, ибо команда была излишней. Едва увидев, как старшеклассники загоняют их в спальни и становятся на карауле снаружи, плотно закрыв за ними дверь, третьеклассники все поняли — ведь не первый раз отбирали у них старшие мешочки после свидания с родителями. Потому еще до крика Душана все сами побежали к стене и стали в ряд спинами к нападающим, дрожа и страха и боясь звать на помощь воспитателя.

Душан подбежал к стене, но не успел вырвать у первого мальчика мешочек, тот сам выронил.

— Хватайте, ребята! — Душан швырнул мешочек Аппаку, потом второй — Ямину, третий — Ироду, и все получилось так быстро и ловко, что Душан сам удивился и, пятясь назад к двери, пожалел, что не может продолжить это постыдное дело где–нибудь дальше, в соседней спальне четвертого класса, потому что нравилось ему, как смотрят на него с уважением и завистью мальчики, как выбегают вместе с ним из спальни, пряча мешочки, и как бегут потом, подпрыгивая, довольные, Аппак, Аршак… Довольные тем, что Душан оказался таким, как и они, не раз нападавшие на младших…

В комнате отдыха, куда старшеклассники забежали, они первые несколько минут молча и сосредоточенно рылись каждый в своем мешочке, осматривая содержимое, затем Аппак поднял голову и сказал Душану, так ожидавшему услышать что–нибудь лестное от мальчиков:

— Ну, молодец, Шан! Все было так неожиданно! И очень ловко!

— Да, хорошо сработано. Все шито–крыто, будто Шан ночами репетировал свое нападение, — откликнулся со своего угла Ирод, и все как–то вымученно засмеялись.

Затем опять молча и сосредоточенно порылись в мешочках, прежде чем Аппак спросил:

— Дверь на крючке?

— Сам закрывал, — ответил дежурный Мордехай и вынул из мешочка яйцо и поставил перед собой на стол, почему–то робко глянув на Душана.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза