Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны

Когда Гийас ад-Дин услышал, что он (Джалал ад-Дин) в затруднительном и неопределенном положении, он выступил против него с теми остатками султанских войск, которые были под его опекой и держались под сенью его знамени, числом около тридцати тысяч конных. [Он явился] для того, чтобы отвратить Джалал ад-Дина от того, к чему его влекло и на что он обратил свое внимание. И вот Джалал ад-Дин, услышав о его приближении, вернулся со своими приверженцами, утратив надежду [добиться] того, к чему стремилась его душа, разочарованный и печальный из-за неудачи его притязаний. Он отправил к Гийас ад-Дину амир-ахура Одека, одного из самых хитрых придворных, чтобы сказать [следующее]: /119/«Поистине, [если бы] ужасные бедствия, которые я испытывал после [смерти] султана, “пришлись на долю гор, то они отказались бы их понести”[443], находя их тяжелыми, и отказались бы смириться; когда “стеснилась земля там, где была широка”[444], а руки мои стали дрожать от того, что я унаследовал и добыл [сам], я прибыл к тебе, чтобы отдохнуть у тебя несколько дней. Когда я узнал, что для гостя у тебя имеется только быстрый меч, а для путника, желающего остановиться, — лишь отточенный клинок, я повернул вспять, не утолив жажды из-за мечей, преграждающих путь к источникам воды и отвращающих [от них], словно их пришли замутить»[445].

Он отправил ему [останки] Толи-хана, сына Чингиз-хана, его коня и его меч: как мы уже говорили, Толи-хан был убит в сражении у Парвана[446].

Услышав об этом послании, Гийас ад-Дин ушел, повернув в другую сторону, и возвратился в Рей расстроенным, а его войска разошлись по летовкам.

Отправляя своего посланца, Джалал ад-Дин передал ему несколько перстней с печатью и велел ему доставить их группе султанских эмиров в качестве знаков того, что он выражает им [свою] милость, [и приказал] прельстить их его устным обещанием, отвращая их от склонности к его брату, и придерживаться тайны [в переговорах] и с ними и с братом.

Некоторые из них, получив перстень с печаткой, промолчали и согласились, отколовшись, присоединиться к нему и отказаться от поддержки его брата. А кое-кто поспешил с ним к Гийас ад-Дину и передавал перстень ему. Он велел при этом схватить упомянутого посланца и охранять его.

Абу Бакр Малик, один их двоюродных братьев [Джалал ад-Дина] по матери, уклонившийся от сражения с ним, первый перешел на службу к Джалал ад-Дину. Он сказал, что сердца склоняются к нему и жаждут встречи с ним, стремясь совершить доброе дело, обязуясь подчиниться ему. Тогда Джалал ад-Дин поскакал с тремя тысячами обессиленных [всадников], уповая лишь на Аллаха /120/ и надеясь на обещанную [Аллахом] победу. Он проделал этот путь, словно облака, подгоняемые южным ветром, с воинами, которые если бы захотели [преодолеть] горы, то [сделали бы это], словно козлы, а если бы направились по равнине, были бы как горные потоки. Их уже настигали испытания и поражали бедствия, [но они шли], пока не остановились, ослабив поводья, в Укуте[447], ночью, в которой из-за пыли сражения звезды были [словно] зубы.

Гийас ад-Дин не успел привести в порядок [войско], он был застигнут врасплох, не имея подмоги. Как только к нему явился вестник с предупреждением, он, сменяя лошадей, умчался в крепость Сулукан[448]. Джалал ад-Дин вошел в его шатер, в котором находилась Баклава[449] — мать Гийас ад-Дина. Он обошелся с ней по принятому обычаю, оказывая ей почет и уважение, и не одобрил тревоги Гийас ад-Дина и то, что тот покинул свое место, сказав: «Кроме него, не осталось никого из сыновей моего отца, и я отдам ему все, что ему угодно и что он пожелает. Поистине, он для меня сегодня словно глаз для зрячего, даже еще дороже, или как мощная рука, а то и ближе». Тогда она отправила к сыну посланца, чтобы умерить его страх и успокоить его душу, и [Гийас ад-Дин] вернулся к нему на службу. Да!