Жизни и реальности Сальваторе

– Нет. Ручное управление. Я пилот, – остановил я расспросы Коффи. – Ну же! Переводи на ручное управление!

– Перевожу на ручное управление.

– Ну и умница.

Из панели выдвинулся пульт.

– Не знал, что это есть, – сказал Коффи.

Я направил корабль на пояс.

Астероиды били по челноку; один из отсеков разгерметизировался, и я отсоединил его. Скорость увеличилась; точность уменьшилась. Астероиды барабанили по бокам челнока всё яростнее. Раз, затем другой я в последний момент увернулся от каменюк размером с пятиэтажный дом; одна чиркнула ещё по одному отсеку, и я сбросил и его.

Наш огрызок с трудом продирался сквозь пояс астероидов.

В один момент я отсёк от себя мёртвых на корабле – они только мешали сосредоточиться. Сразу стало тихо и пусто; а мне захотелось бросить всё и завыть. Громко, как пёс Приставала; дико. Завыть по разрушенной жизни; по мёртвому прошлому.

Хрип Макса вернул меня к жизни. Я избежал встречи с ещё одной каменюкой и вырвался в космос.

Станция была прямо по курсу: вращавшееся недалеко от яркой синей звезды кольцо с пробуравленными в нём дугами вразлёт. Материал, из которого она была построена, имел бежевый цвет; от него, точно от тёплого взгляда, ныл осколок в сердце. Тут же запищал передатчик – станция посылала волны оповещения, и я включил автоматический ответ.

Я выжимал из огрызка челнока предел скорости, уже зная, что успеваю, что исчезаю, и видел, как космический кораблик пролетает мимо нас. Отправив нам по направленному лучу приветствие, он направился к планете и приземлился, доставив свой груз.

* * *

Por fin.

Меня зовут Виктор Сальва.

Трудно собрать все мысли в кучу: разбегаются, что твои жуки. Но я всё-таки попробую.

Сначала я хотел написать мемуары.

Потом я решил написать фантастический роман по мотивам моей жизни: по крайней мере, в этом случае я был бы честнее перед читателем, чем всячески обеляя и оправдывая себя в мемуарах. Но пока я делал наброски и зарисовывал некоторые, особенно интересные для меня моменты, я понял одну очень странную вещь.

Оказалось, что, хотя я не страдаю ничем вроде размозжения личности, но – я веду себя в разных обществах совсем по-разному, соответствуя своей роли. Где-то я позволяю себе то, что не позволил бы в других ситуациях: сквернословить, командовать или наоборот, подчиняться и выглядеть несколько глупо.

Тогда я стал наблюдать за остальными и понял, что все люди поступают так. Будучи одним существом, каждый из нас находится как бы в разных реальностях, и даже не осознаёт этого.

Мне стало интересно: что же остаётся от человека, когда исчезают все эти роли? Ведь они – наша связь с окружающим. Мы не живём в пустоте. Я – сын, начальник, друг. Но если всего этого больше нет, то я – кто?

Пытаясь всё это изобразить и понять, я начал писать.

И знаете что?

Мне удалось описать свою судьбу более живо и беспристрастно, чем если бы я сделал мемуары.

Пожалуй, на этом комедия окончена. Остался один маленький эпизод.

* * *

Землю накрыло тёмным платком с прогрызенными в них прорехами. Они светились то ярко, то глохли ватой – плоскими кусочками облаков. Вдалеке город испускал в небо рассеянные жёлтые лучи, светился диковинным ларцем, и облака становились похожими на рельефный потолок. Трава под ногами казалась чёрной; темнота и тишина поля создавала резкий контраст с городом. На фоне неба и горизонта выделялись треугольно-сетчатые башенки – опоры для линий электропередач.

– Эй!

Я обернулся. Когда ты стоишь в поле ночью один, сложно игнорировать обращение.

Ко мне, подсвечивая фонариком из мобильного землю под ногами, шла Валькирия.

– Как ты сюда?.. У тебя же машины нет! – спросил я но, опомнившись, подал ей руку.

Она помахала телефоном.

– Ты не помнишь? Мы же установили отправку геолокации друг другу. Матео не мог до тебя дозвониться, написал мне. Я увидела, где ты, и…

«И испугалась. После всего, с тобой произошло», – прочитал у неё на лице я.

– Так как ты добралась?

– Такси, – просто ответила она. – Вызвала и сказала ехать до отметки. На самом деле мы остановились там, – обернувшись, Валькирия махнула рукой вдоль дороги, – я потом ещё шла. Слишком боялась.

– Я просто смотрел на звёзды.

– Что разглядел? – она подняла голову к небу. Я наклонился и поцеловал её. – Так что?

– Пояс Валькирии, – ляпнул я.

– Какой ещё Валькирии? Сколько раз тебе говорить, это пояс Ориона, Ориона!

Я ещё раз поцеловал её и, посмеиваясь над её возмущением, принёс из машины плед. Расстелил; лёг. Она было легла рядом, но, вздрогнув, тут же села и сжала мою руку.

– Не бойся, – сказал я. – Ты туда не упадёшь. Я держу.

Валькирия поднялась с пледа, исчезнув из моего поля зрения; осталось небо. Одно небо, в котором можно было утонуть, а можно было – плыть. И я снова почувствовал себя маленьким корабликом на краю огромной Вселенной, и всё, что мне помогало не раствориться в её хаосе – это содержание моей души. Тоже хаотическое и противоречивое, но нуждающееся в векторе, а значит – в цели, а значит – в порядке.

И получалось, что порядок – это всего лишь способ добраться до цели через океан хаоса.

Человек без смысла – не человек.