Не надо мне тут рассказывать про чудесные ножки Амелии! Я тебе не приятель из таверны, чтобы восхищаться женскими ножками. А как же внутренняя красота? Особенности мышления, фантазии, образованность, собственные идеи – неужто ничего этого в ней нет? И про своих приятелей из таверны мне тоже не пиши! Ты хоть представляешь, во сколько мне обходится твоя выпивка?
Если бы ты знал, насколько уныло мне живется, то не стал бы описывать, как сидишь в тени деревьев и рисуешь! Каждый день первым делом я спешу к князьку и вопящему младенцу, одного готовлю к встрече с преподавателем, а второго – к целому дню лежания в кроватке и глядения на подвеску с игрушками. (Что-что? Ты не знал, что в этой семье есть еще и младенец? Вот и я тоже, пока не приехала.) Старший выкрикивает приказы, младший просто вопит, а мать тем временем занята своей прической. Когда малыш спит, мне все равно не удается отдохнуть, поскольку хозяйка всякий раз придумывает новые задания и просит их выполнить из особого уважения к ее персоне, ведь она, естественно, помнит, что я вовсе не домработница. (Горе мне: недавно она узнала, что я умею шить, так что теперь на мне еще и новые шторы для каждой комнаты в доме.) Эта мамаша навоображала себе, что младенцам требуется постоянная «стимуляция», поэтому, когда оно просыпается, я обязана читать ему стихи, хотя существо пока может только открывать рот, сосать молоко и орать. Она надеется, что таким образом вырастит гения.
Когда старшего отпускает преподаватель, я контролирую выполнение домашней работы, которую он зачастую не желает делать, и тут мать снова встает на его сторону, так как нехорошо превращать учение в повинность. По вечерам я заведую просмотром телевизора, не убирая руку с пульта, чтобы можно было в любой момент переключить канал, если программа окажется слишком жестокой для чувствительной натуры мальчика – правда, стоит моему пальцу подобраться к кнопке, как его Чувствительная Натура издает такой злобный рык, что я начинаю опасаться за свою жизнь.
Мы не навязываем Принцу никаких распорядков, поэтому спать он ложится в десять или позже, а если я посмею отнести его в постель до того, как он крепко уснет, он кричит и будит младшего, отчего бесконечный день продолжается и ночью. Крайне редко мальчик укладывается в кровать с умытым лицом и почищенными зубами.
Вкратце, я застряла в Башне, где мой разум ежедневно подвергается мучениям и отупляется, где, если и проскакивает у меня приятная мысль, например о Стеклянном городе или милом доме, если и слышу собственный далекий крик, напоминающий о том, какой я была или могла стать – настоящим цельным человеком, бодрым и приятным, какой-нибудь уродец все время у меня что-то просит, и я должна предоставить ему желаемое с улыбкой на губах. К концу дня голова моя просто падает на грудь. Я не могу читать, не могу писать для «Газетт». Рядом ни одного толкового собеседника. Я живу лишь каким-то проблеском возможной жизни, прожитой как следует. А ты всегда в окружении людей, которые восхищаются твоей Амелией и твоими приятелями, и даже не представляешь, как мне одиноко. Поэтому молю, не пиши мне ни слова о рисовании в тени деревьев, пока не будешь готов вызволить меня из этой башни, чтобы я могла рисовать вместе с тобой.
Сегодня госпожа Кровьизноса представила меня женщинам своего книжного клуба как любимую трудяжку (это я перефразирую). Восхваляла мою скромность (я всегда молча выслушиваю ее жалобы на жизнь), мое прекрасное воспитание (я с охотой берусь за дополнительную работу). Я замерла, как всегда теперь делаю в такие моменты: задержала дыхание, прижала руки к груди, рот на замок. Внутри меня дракон, готовый испепелить весь мир, но и его я тоже сумела обуздать!
Дамочки щебечут: как же вам повезло с такой трудяжкой, да еще и такой опрятной!
Судя по обложке – миловидная девушка в полупрозрачном платье глядит на бурные волны, – читают они какую-то ерунду. У них хватает свободного времени на эту дребедень, а меня просят добавить взбитых сливок на чудесные булочки, которые принесла Энни. А ведь когда-то я могла вести
Я сдерживаюсь из последних сил, но убегаю в слезах.
Если б только, говорит мне потом госпожа К. и просит понять ее правильно, если б только я не была такой чувствительной, если б не обижалась на каждую мелочь, моя жизнь стала бы куда радостнее, а она так мечтает мне в этом помочь.
И я тоже, братец, я тоже.
Полагаю, дорогой мой Бренни, экзамен ты не сдал и именно по этой причине мне не пишешь. Если это так, что же нам теперь делать?