— Кончай врать-то, Скок. Соль счастья домой унесли! Скажет тоже! Ну, давайте продолжать! Кто следующий?
— Чего продолжать то? — удивился я и, засунув призовой кусок счастья за щеку, пояснил, — Ни я, ни Болтун, ни Одноглазый никогда на рыбалке не были. А Одноглазый вообще с недавних пор не сосёт. Ну пока мужики, мне на дозор пора.
И, оставив притихших рыбаков, отправился дальше.
Вынашивая планы жестокой мести, я быстро шел к дозору Светящейся Воды. Увлекательные картинки унижения и порицания Одноглазого с невероятной быстротой сменяли друг друга, радуя душу и глаз. Я был полностью поглощен и увлечен. Вот и не удивительно, что внезапно раздавшееся громовое "Кхе-кхе" сильно напугало меня. "Ой…" — тихо сказал я и огляделся, обнаружив, что нахожусь в последней перед Дозором пещере, в той из которой боковой лаз ведет наружу…
О, боги! Ну та самая, где в прошлом году на День Защитника Семьи Одноглазый громко заржал и ему еще камень на голову свалился.
А я то про какую говорю?
В дальнем от меня углу, слева, стоял громадный черный полупрозрачный мужик в древних обгрызенных и слоящихся доспехах. Его глаза ярко горели красным пламенем, ослепляя меня…
Да-да, горели, пылали, сыпались искры и было страшно. Адский огонь подрагивая, танцевал…
Вот придурки, а! Ну а почему бы ему и не потанцевать? Вон какой горячий!
Еще раз говорю, в глазах его бушевало пламя и из огненных глазниц прямо на пол с треском сыпались искры. Выглядел он отвратительно. Морда… Морду было плохо видно из-за слепящих очей, но уши я разглядел хорошо. Левое было нормальным, покрытое красивой серебристой шерстью, а правое никуда не годилось. Оно частью свернулось в трубочку, а частью болталось обугленными черными лохмотьями. Наверное туда что-то влили или кто-то плюнул.
В общем, выглядел он никудышно и совсем не солидно. Уставшим каким-то выглядел. Обнаружив перед собой всего лишь призрака, я облегченно вздохнул, и хрипло спросил:
— Болтун, опять ты, что ли?
— Я дух твоего родного отца, — оглушительно поведал мне мертвец. — Натворил при жизни хренотени всякой, вот и маюсь теперь. Осужден, понимаешь, днем слоняться где ни попадя, а ночью гореть в адском огне, пока мои окаянства не выгорят дотла. Эх, к сожалению не имею права тебе рассказывать об этом, а жаль. Прикинь — только от одних моих рассказов у тебя глаза вылетят, кровь превратится в лед, волосы поднимутся дыбом и отвердеют, а ты станешь дикообразом… или диким образом. Вот мать их, как же там у автора… Сдохнешь, одним словом. Очень, очень жаль, но пока ты живой, тебе не позволительно знать о нас, мертвых. Но слушай, слушай… Если ты только на самом деле любил когда-нибудь своего отца…
— Вот, мать твою!
— Отомсти за подлое убийство! — еще громче проревел он.
Честно говоря, я стоял напротив него и ничего не понимал. Нес он какую-то полную чушь, но упоминание об отце заинтересовало меня. Если это тень моего папаши Брехуна, то его никто не убивал. Сам помер. Обсосался как-то раз больше обычного и пошел на троллей смотреть… Отомстить троллям? Какое же это убийство? Это их святая и почетная обязанность — людей ловить. Но с другой стороны, если это тень моего истинного папы — бога — то зачем тогда весь этот маскарад? Может быть, меня с кем-то спутали?
— Убийство? — переспросил я.
— Да! — радостно взвыл призрак. — Всем убийствам убийство из всех бесчеловечных убийств.
Явно пора было мотать отсюда.
— Ну, давай, рассказывай быстрее, — поторопил я привидение. — Жду не дождусь, когда побегу мстить.
Призрак засиял черным светом от счастья и салютнул моей сговорчивости снопом искр из глаз:
— Вижу ты готов. А кто б ты был иначе? Так и плавал бы по поверхности Времени как дерьмо по воде. А я вот тебя взбаламутил! Значит, слушай, Скок. Все думают, что тролли поймали меня. Ан нет! Тот тролль, что погубил меня, зовется Стариком! Семья же ввергнута в обман!
— О, мать твою! Старик?! Вот это да!
— Ага, кровосмеситель и танцор, адюльторный инцестор, а также педофил!
— Не может быть! Старик и мужики?
— Такого, сын мой, я не говорил. Не клевещу здесь, а правду говорю!
— Но разве педо…?
— Замолкни и внемли мне! Старик такая хитрая сволочь, что даже мать твою, жену мою, к постыдным танцам на глазах у всех уговорил. Вот так, сынок, такое вот паденье.
От возвышающей моей любви,
Все годы шедшей под руку с обетом,
Ей данным при венчанье, — к существу,
Чьи качества природные ничтожны
Пред моими!..
Разинув рот, я уставился на декларировавшего стихи призрака. Чудная музыка слов опутала меня и я поплыл по волнам ее волшебных звуков. Вы не поверите, но это были самые настоящие стихи, почти как у Кучерявого. Настоящие пренастоящие. Те самые, которые красиво залетают в ваши уши, вызывают в голове очаровательный звон и тихонечко выползают обратно, тщательно подтирая за собой. Вот оно настоящее искусство! И насладился и голову себе не загрузил.
… Теперь прощай. Пора. Смотри, светляк,
Встречая утро, убавляет пламя.
Прощай и помни обо мне!