Он уселся напротив меня на кровати и, подперев голову кулаком, проворковал:
— Коньячку?
— Не откажусь… — я кивнула в сторону шкафа. — Найдёте всё там…
…Мы осушили по рюмке. Я почувствовала прилив какого-то бесовского азартного подъёма.
— Вот смотрю я на вас, Гуга, и диву даюсь… Что вы за человек такой? Откуда вы? Мы столько лет работаем вместе, а я ведь ничего про вас не знаю! Я даже имени вашего настоящего не знаю.
Тягучий обволакивающий взгляд, приторная бархатная улыбка:
— Так ведь и я про вас, сеньора, ничего не знаю.
— Моё прошлое не касается никого, кроме меня…
— Согласен, сеньора. И я уважаю ваше право на личные тайны, — он поставил на столик пустую рюмку. — И хотел бы сохранить такое же право за собой.
— Хорошо, не будем больше об этом… Скажите лучше, что мне теперь со всем этим бедламом делать?
— Вы хотели выяснить, во что вляпался ваш щенок, — я выяснил. А что делать дальше — решать вам… А теперь, с вашего позволения, я вас оставлю. У вас был тяжёлый день, вам надо отдохнуть. Спокойной ночи, сударыня!
Поцеловав мою руку, он удалился. Я придвинула к себе бутылку, но пить больше не стала: недавние новости требовали бодрости и ясности мысли.
…После скандала мы с Антонио не разговаривали несколько дней. Если бы в нашем доме не было посторонних людей, он бы, скорее всего, устроил мне выволочку в своём обычном стиле: с бранью и рукоприкладством, но присутствие Престеса, Ольги и Эвертов сдерживало его пыл. Я видела, что всё в нём так и кипит. Однажды, ища на туалетном столике трубку, он уронил мой жемчуг и тут же, небрежно схватив ожерелье с пола и нечаянно порвав нитку, в ярости запустил им в стену: бусины с грохотом отскочили, горохом посыпались по паркету…
Я пошла на мировую первой: молча подошла и обняла его за плечи. Он не оттолкнул меня.
— Давай уедем в Штаты… в Европу, на Ямайку — куда хочешь… — прижимаясь к нему, шептала я. — Я всё распродам… Мне осточертели и банк, и плантация… Я устала от этой бесконечной гонки, я хочу остановиться… Давай уедем, прошу тебя…
— Да ты что! — сбросив мои руки со своих плеч, он грубо отпихнул меня. — Ты понимаешь, о чём просишь? Как я могу бросить своих товарищей сейчас, накануне восстания, и куда-то поехать с тобой?!
— Накануне чего? — переспросила я: до последнего хотелось верить, что ослышалась.
— Господи, я не должен был говорить тебе это… — покосившись на дверь, Антонио перешёл на шёпот. — Пожалуйста, Джованна, не навреди! В случае провала пострадает много людей.
— О чём ты говоришь? — невольно я тоже снизила голос до шёпота.
Возбуждённый блеск его глаз смущал и настораживал.
— Мы планируем вооружённый переворот, — взволнованно сообщил он.
— О, Мадонна!
— Престес с Ольгой считают, что созрела идеальная ситуация для захвата власти в стране. Все члены Национально-освободительного альянса[78]
поддержали идею о немедленном свержении диктатуры Варгаса.— Антонио, опомнись! Ты хочешь оказаться за решёткой?
— Да нет же, у нас достаточно сил для победы. Нас поддерживают рабочие, крестьянство, военные… Мы поднимем все штаты. Национализируем банки, почту и телеграф, сформируем отряды народной милиции, освободим политических заключенных… — смеясь, он обнял меня и игриво чмокнул пониже уха. — Смотри, банкирша, скоро ты будешь нищей!
— Не сходи с ума, Антонио! Неужели ты думаешь, что Варгас так просто выпустит из рук власть?
— Мы возьмём её силой. Нас много и у нас есть оружие!
— Видит Бог, я не дам тебе втравить себя в эту авантюру!
— «Авантюру?!» — его глаза сузились до узких щёлочек. — Что ты называешь авантюрой? Освободительную борьбу бразильского народа от рабства?..
Боже, каким бесновато-восторженным блеском сверкали его глаза! Он дрожал, точно гончая, почуявшая след… Похоже, эта пара безумных фанатиков окончательно свернула ему мозги!.. В эту минуту я возненавидела и Престеса, и Ольгу так сильно, что если бы они сейчас оказались рядом со мной, я бы, не задумываясь, убила обоих.
Вечером того же дня я подловила в коридоре полковника Престеса — на мою удачу он был один, без своей всегдашней телохранительницы — и вцепилась в него, как падающий со скалы хватается за торчащую из окаменевшей твердыни ветку.
— Я не разделяю ваши взгляды, полковник, но уважаю вас, как личность, посвятившую жизнь служению другим… Я знаю, какое влияние вы можете оказывать на людей. Я и сама долгое время под ним находилась, была опьянена ни сколько вашими идеями, сколько силой вашего убеждения. Теперь вы околдовали Антонио. Он готов жизнь за вас отдать… Но заклинаю вас — не отнимайте её! Этот мальчик очень талантлив. Его ждёт большое будущее. Я могу дать ему возможность реализовать себя. Вы же толкаете его к гибели! Это бессмысленная и никому не нужная жертва! Не позволяйте ему угробить себя ради вас! Прогоните его от себя! Он уважает вас, он вас послушает. Скажите ему, что он принесёт больше пользы для общества, если будет просто рисовать. А я увезу его подальше от всего этого кошмара…