Жнец

Темный сотник через задний двор проскользнул на соседнюю улицу и погруженный в нелегкие раздумья зашагал прочь. Вышел на перекресток и сразу наткнулся на странную процессию: служка храма Единения и пятеро пехотинцев конвоировали десяток понурых оборванцев.

— Кто такой? — грозно рыкнул первым заметивший незнакомца капрал. — Чего по улицам затемно шляешься?

— Приезжий я, ваша милость, — протянул ему подорожную старательно ссутулившийся Густав.

— Убери, — отмахнулся служивый. — Храм Единения уже посещал?

— Нет, — мотнул головой сотник и поспешно добавил: В Мерне — нет.

— Вставай в строй.

Капрал выразительно постучал дубинкой по ладони, и Густав беспрекословно выполнил распоряжение. Почему бы перед отъездом из города и не посетить службу, в конце концов? Потеряет полчаса времени, но и только. Всяко лучше, чем устраивать никому не нужную бучу.

Так дальше и двинули. Служка, сверяясь со списками, ходил по домам, и иногда к процессии присоединялся запойного вида мужик или очередная склочная тетка. Городская босота вовсе не горела желанием приобщаться к новой религии, этот люд и в молельные дома нечасто заглядывал. Да их там никто особо и не ждал. Пришли — хорошо, не пришли — Святые им судьи.

— После службы этой и тем двум, — указал служка на стоявших в хвосте оборванцев, когда процессия наконец вышла на площадь к храму Единения, — по пять плетей. Вторую декаду приводить приходится.

— Сделаем, — хохотнул капрал. — Ну, чего встали? Живей давайте!

Густав в числе первых прошел в распахнутую настежь дверь и поспешил занять место на одной из задних скамей. Сунул дорожный мешок под лавку, вытянул гудевшие с непривычки ноги и огляделся по сторонам.

И, надо сказать, увиденное ему не понравилось. Нет, с переделанным из молельного дома какого-то Святого храмом все было в порядке, но вот прихожане… Если ближай- щие к алтарю скамьи еще занимала добропорядочная публика, то рядом с сотником сидело сплошь отребье с городского дна. И вот это было очень и очень странно. Зачем тратить столько сил, чтобы согнать сюда голодранцев, никто из которых не пожертвует на нужды храма и медной монетки? Кому это надо?!

Тут давешний служка приоткрыл дверь в алтарь, и темного сотника будто шилом в мягкое место кольнули. Он уловил — всего лишь на какую-то долю мгновения, и все же уловил! — колебание потусторонней силы. Оставив после себя лишь легкое головокружение, наваждение развеялось без следа, но Густав моментально позабыл про мешок с нехитрыми пожитками и поднялся со скамьи. Не обращая никакого внимания на недоуменные взгляды прихожан и раздавшиеся за спиной шепотки, он решительно зашагал к алтарю.

— Сюда нельзя! — пискнул заступивший ему дорогу служка.

Густав молча положил на затылок щуплому парнишке ладонь и впечатал его лбом в кирпичную колонну. Спокойно переступил через повалившееся к ногам тело, распахнул дверь в алтарь… и едва не закричал от восторга: заметно усилившиеся эманации скверны ясно дали понять, что он на верном пути.

Следующая дверь оказалась заперта. Густав хотел было со всего размаху шибануть ее плечом, но вовремя оценил усиленные железом уголки и передумал. Вместо этого он осторожно потянул за ручку.

Заперто.

Бесы! Сотник прекрасно понимал, что дожидавшиеся конца службы солдаты нагрянут гораздо раньше, чем ему Удастся выломать массивную дверь. И тогда он решил положиться на удачу. И постучал.

Как ни странно, вскоре послышался скрежет отодвигаемого засова, и не удосужившийся уточнить, кто решил его побеспокоить, адепт Единения недоуменно уставился на Густава:

— Что вам надо?!

Удар в подбородок отправил священнослужителя в забытье; сотник прошел в тесную каморку, и его кожу тут же заколола клубившаяся в помещении энергия. Точнее — ее остатки. Пытаясь унять начавшую колотить его дрожь, Густав огляделся по сторонам и сдернул накинутое на какую-то каменную плиту покрывало. Сдернул и обомлел — на алтаре лежал сильно исхудавший мужчина. Лежал не просто так: его щиколотки и запястья были прикованы к камню слегка тронутыми ржавчиной кандалами.

Густав положил на лоб бедолаги ладонь, ощутил переполнявшую того скверну и сразу же, словно побоявшись обжечься, отдернул руку.

Теперь-то сотник сообразил, зачем сгоняют в храмы всякое отребье. Все просто: во время службы изрОрожан вытягивали скверну. Немного, совсем чуть-чуть, но, как говорится, с миру по нитке — нищему рубаха. День за днем крупицы скверны оседали в этом прикованном к алтарю страдальце, чтобы потом ее выпил какой-нибудь Высший. Выпил — и возглавил штурм города, жители которого еще не познали всех прелестей культа Единения.

Густав глубоко вздохнул, склонился над алтарем и положил ладони на плечи прикованного к камню мужчины. Сила бушующим потоком хлынула в темного сотника, и отвыкшее от скверны тело пронзила острая боль. Носом и ушами Густава хлынула кровь, но он не остановился, пока не вычерпал сосуд до последней капли. И лишь когда под пальцами начала расползаться истончившаяся кожа ссохшегося трупа, сотник отступил от алтаря. Отступил — и заорал от восторга.

Он вновь был живым!