Жнец

– Неужели она твоя слабость, Хищник? – Голос ее отца заставил его резко остановиться. Очевидно, Габриэль Виталио был самым большим глупцом на свете, раз решил дразнить Тристана, вместо того чтобы отпустить его. – Я бы подумал, что после стольких лет она будет последним человеком, которого ты станешь искать.

Тристан обернулся, вскинув бровь и расслабленно держа руки по бокам.

– Ты ведь понимаешь, что рискуешь развязать войну?

Тристан невесело усмехнулся:

– Тебе не хватит смелости для войны, старик. Не хватило, чтобы защитить свою дочь, когда она сидела беззащитной под дулом пистолета, приставленного к ее голове. Не хватит и сейчас.

Ее отец встал, приняв оскорбление своей мужественности. Правда же, как она могла быть в родстве с таким напыщенным, эгоистичным придурком?

– Я всегда защищал свою дочь. Ты поступил глупо, придя сюда, – произнес ее отец.

Тристан вернулся к столу, наклонился и уперся руками в столешницу.

– Если хоть один волос упал с ее головы, я вернусь снова. Не тайком. На этот раз я ворвусь в твой дом и убью тебя, причем неспешно и с большим удовольствием.

– Не надо мне угрожать.

– Я предупреждаю. Выставь столько охраны, сколько захочешь, – сказал Тристан тихим, убийственным голосом. – И молись, чтобы с ней все было хорошо.

– Почему она так важна для тебя? – прямо спросил отец.

Морана почувствовала, как ее сердце замерло, а руки задрожали, пока она ждала ответ.

Тристан долго не отвечал, но потом все же ответил.

– Это должно быть известно только мне, и только ей это и предстоит узнать, – произнес он угрожающим тоном. – Больше никому.

Развернувшись, он снова направился к двери, а затем остановился и пригвоздил ее отца жестоким взглядом.

– Держись от нее подальше, старик, – натянуто предупредил он. – Начнешь преследовать ее снова, и я приду за тобой.

– Да у нее, видать, волшебная киска, раз ты…

Но не успел ее отец закончить эту отвратительную фразу, как Тристан пригвоздил его к спинке кресла и с силой вмазал ему по недавно зажившему носу. Изо рта Габриэля полилась кровь, и Морана поняла, что он, скорее всего, сломал заодно и зуб.

Тристан схватил его за челюсть и наклонился, оказавшись с ним почти нос к носу.

– Еще хоть одно слово, – сказал он тоном, от которого у Мораны побежали мурашки по всему телу. – Дай мне только повод, и я вырежу твой язык.

Габриэль Виталио уставился на Тристана, лишившись дара речи.

– Одно слово, – побуждал Тристан, сбросив маски. Отец Мораны молча покачал головой. – А теперь слушай меня, и слушай внимательно, – произнес он, схватив того за челюсть и тряхнув для большей убедительности. – Она под моей защитой. Моя. Никто не смеет ее трогать. Никто не смеет дурно о ней отзываться. Ни я, ни ты, никто другой. В следующий раз, когда услышу, как ты отзываешься о ней как-то иначе, кроме как о женщине, которой она является, я вырежу тебе язык и скормлю его твоим собакам. Если еще хоть раз увижу тебя рядом с ней, то убью тебя. Держись. От. Нее. Подальше. Понятно?

Габриэль кивнул.

Тристан ответил тем же.

– Хорошо. А если вдруг забудешь об этом, то вспомни, как ради нее я убил своего отца, еще будучи мальчишкой. И подумай о людях, которых я могу убить, уже будучи взрослым мужчиной, чтобы защитить ее.

Отец снова молча кивнул.

На этот раз Тристан Кейн вышел из кабинета.

Морана откинулась на спинку стула в потрясении.

Переполненная чувствами.

Она не сводила глаз с экрана, наблюдая, как отец кому-то звонит и занимается прочими делами. Перемотала запись и пересмотрела сначала. Его появление, сломанный палец, угрозы, выстрел, снова угрозы, уход. А потом повторила это снова, снова и снова, пока каждая поза, каждый нюанс, каждое слово не запечатлелись в сердце. Каждое слово Тристана ударяло ее в сердце, постепенно пробивая в нем брешь, пока оно не раскололось надвое и не впустило его внутрь.

Морана не могла вспомнить, чтобы кто-то хоть раз в жизни за нее заступился. Она жила с мужчинами, которых считали сильными, но жила в страхе. Жила с отцом, который отворачивался, когда мужчины трогали ее под столом. Жила одна, никогда даже не думая, что однажды кто-то бесстрашно ворвется в кабинет ее отца, ранит его и будет ему угрожать – и все ради нее.

А Тристан сделал это. Он сделал выбор еще до того, как Морана его об этом попросила. Хотел защитить ее еще до того, как узнал о том, что было ей известно. Желал ее еще до того, как она открылась ему. Эта встреча с ее отцом, состоявшаяся за несколько часов до того, как он ее нашел, и основанная лишь на их прежнем общении, показала Моране его исключительную заботу и уважение по отношению к ней.

У нее по щеке скатилась слеза, и она поставила ноутбук на стол. Морана смахнула ее, чувствуя, как сердце распирает, как никогда прежде. Ее переполняло от того, что она была окружена теплом в безопасном месте с незнакомой женщиной, которая раскрыла ей свою душу, с друзьями и мужчиной, который без страха отправился бы за ней на край света.

Морана встала и подошла к окну. Все больше слез текло по ее лицу – радость, печаль, боль, облегчение слились воедино, пока она не перестала отличать одно от другого.