Жнец

– Наша цель – в нескольких кварталах отсюда, – сказал своим спутникам Годдард. – Не хотел приземляться слишком близко; важен эффект неожиданности.

Затем он по-отечески обнял Роуэна за плечи.

– Сегодня у Роуэна инаугурация, – сказал он. – Первая «жатва».

Роуэн едва не отшатнулся от Годдарда.

– Я? Но я не имею права! Я только ученик.

– С моего согласия и по моему поручению, мой мальчик! Точно так же, как в тот раз ты наделял людей иммунитетом, сегодня примешь участие в «жатве». Жертвы я запишу на свой счет. Считай это подарком. Благодарить меня не стоит.

– Но это… это не разрешено!

Смутить Годдарда было невозможно:

– Кто-нибудь желает оспорить? А? Я ничего не слышу! Вот видишь – тишина, жалоб нет.

– Не переживай, – сказал Роуэну Вольта. – Для этого ты и готовился. Ты все провернешь с блеском.

Именно это и волновало Роуэна. Он не хотел «блеска». Он хотел сострадать и сопереживать людям. Более того, он хотел провалить это испытание, потому что знал – только провал и удержит его в рамках человечности. Роуэн чувствовал: его мозг готов взорваться. Как хорошо было бы, если бы это случилось! Тогда ему не пришлось бы участвовать в «жатве». Если мне придется делать это, мной, как и жнецом Фарадеем, будет руководить милосердие, сказал он себе. Никакой радости! НИКАКОГО удовольствия!

Они завернули за угол, и Роуэн увидел их цель: скопление окруженных стеной глинобитных строений, совершенно нелепых и неуместных в холодной Мидмерике. Металлический символ на макушке самого высокого шпиля – вилка о двух остриях.

Монастырь тоновиков.

– Там, внутри, около сотни тоновиков, – сказал Годдард. – Наша задача – лишить их жизни. Всех!

Жнец Рэнд усмехнулась. Жнец Хомский проверил кнопки своего оружия. И только жнец Вольта задал вопрос:

– Всех до одного?

Годдард пожал плечами, словно вопрос не имел никакого смысла. Как не было, по его мнению, смысла и в жизни людей, которых он собирался уничтожить.

– Тотальное уничтожение – наш брэнд, – сказал он. – У нас не всегда получается, но мы стремимся к этому.

– Но это… это нарушение второй заповеди. Мы не можем руководствоваться предвзятым отношением.

– Прекрати, Алессандро! – сказал Годдард покровительственным тоном. – Какая предвзятость? Против кого? Тоновики не являются зарегистрированной культурной группой.

– Разве их культ нельзя считать религией?

– Ты что, смеешься? – ухмыльнулась жнец Рэнд. – Это издевательство над религией.

– Совершенно верно, – кивнул головой Годдард. – Они издеваются над верой людей Эпохи Смертных. Религия – всеми почитаемая часть нашей истории, а они превратили ее в фарс.

– Руби их всех! – отрезал Хомский, приводя в боеготовность свое оружие.

Годдард и Рэнд обнажили мечи. Вольта быстро взглянул на Роуэна и тихо сказал:

– Единственный плюс этой «жатвы» то, что все быстро кончается.

Затем выхватил свой меч и последовал за остальными через арку ворот, которые тоновики всегда оставляли открытыми в надежде, что к ним забредет очередная потерянная душа, ищущая утешения в гармонии. Знали бы они, что на них надвигается!

Слухи, что небольшой отряд жнецов вошел к тоновикам в монастырь, быстро распространились по близлежащим улицам. Как это обычно бывает (такова человеческая природа!), сплетня увеличила количество жнецов до дюжины, и сразу же толпа, более возбужденная чем испуганная, принялась собираться напротив монастыря в надежде, не удастся ли ей увидеть и самих жнецов, и то море крови, которое они оставят после себя. Но все, что собравшиеся увидели, была спина молодого человека, ученика, стоявшего в открытых воротах монастыря.

Роуэну велели оставаться у ворот с обнаженным мечом и уничтожать всех, кто попытался бы сбежать. Его же план состоял в том, чтобы позволить сбежать всем, кто мог. Но когда спасающиеся от смерти тоновики видели его, его меч, его повязку ученика, они бежали назад, в стены монастыря, где и становились жертвами жнецов. Постояв так минут пять, Роуэн бросил свой пост и затерялся в лабиринте монастырских строений. Только тогда люди стали выбегать из ворот и спасаться.

Вынести крики отчаяния было почти невозможно. Зная, что ему все равно придется лишить кого-нибудь жизни до того, как все будет закончено, сегодня Роуэн не мог уйти в себя и там спрятаться. Весь монастырь представлял собой нагромождение домов, внутренних двориков и извилистых проходов, и Роуэн потерял представление о том, где он находится. Слева горел большой дом, прямо перед ним проход был завален мертвыми телами – здесь прошел кто-то из жнецов. За рядом оголенного зимой кустарника спряталась какая-то женщина, прижимающая к груди ребенка – тот норовил закричать, а она отчаянно пыталась заставить его замолчать. Увидев Роуэна, она прижала ребенка к груди и всхлипнула.

– Я не причиню вам вреда, – сказал ей Роуэн. – У ворот никого нет. Если поспешите, вам удастся спастись. Бегите!

Второй раз женщину просить не пришлось. Она снялась с места и бросилась прочь. Хорошо бы ей не встретить по пути жнеца!