Роуэн зашел за угол и увидел человека, который рыдал, прижавшись к колонне. Но это был не тоновик. Перед Роуэном стоял жнец Вольта. Меч его лежал на земле. Желтая мантия была залита кровью, кровь была и на руках. Увидев Роуэна, Вольта отвернулся, а рыдания стали громче. В руке он сжимал нечто, но это было не оружие.
– Все кончено, – сказал Вольта почти шепотом. – Все кончено.
Судя по звукам, доносящимся со всех сторон, о конце говорить было рано.
– Что случилось, Алессандро? – спросил Роуэн.
Вольта взглянул в глаза Роуэна – в них Роуэн прочитал отчаяние человека, проклятого на вечные муки.
– Я думал… я думал, это офис, – проговорил он, – или кладовая. Не больше двух человек. Я собирался забрать их жизни, без всякой боли, и уйти. Так я и думал. Но это был не офис. И не кладовая. Это была учебная комната.
Он вновь разрыдался.
– И там сидело с десяток детей. Они сбились в кучу. Пытались спрятаться от меня. Среди них был один мальчик. Он вышел вперед. Учитель хотел его остановить, но он вышел вперед. Он не испугался. И поднял этот свой дурацкий камертон. Так, как будто собирался прогнать меня. «Ты не причинишь нам зла!», – сказал он. Потом ударил камертоном о край стола, чтобы тот зазвучал, поднял его к моему лицу и опять сказал: «Клянусь этим звуком, ты не причинишь нам зла!» Он верил в этот звук, Роуэн. Верил в его силу. Он думал, что звук защитит их.
– И что ты сделал?
Вольта закрыл глаза, и его слова прозвучали как ужасный стон:
– Я уничтожил их. Всех до одного.
Затем он раскрыл ладонь и Роуэн увидел маленький окровавленный камертон. Камертон упал на землю и выдал негромкий атональный звук.
– Кто мы такие, Роуэн? Кто мы такие, черт бы нас побрал? Разве мы имеем право делать то, что мы делаем?
– Не имеем. И не имели. Годдард – не жнец, он убийца. У него есть кольцо, есть лицензия, но он не жнец. Он – убийца, и его нужно остановить. И мы найдем способ сделать это – мы вдвоем!
Но Вольта покачал головой и посмотрел на кровь, лужицами блестящую в его ладонях.
– Все кончено, – вновь сказал он.
Потом глубоко судорожно вздохнул и повторил тихо и убийственно спокойно:
– Все кончено, и я очень рад.
Только теперь Роуэн понял, что кровь на ладонях Вольты принадлежала не его жертвам. Она текла из глубоких надрезов на его собственных запястьях. Вольта сам порезал себе вены, с определенным, явным намерением.
– Нет, Алессандро! Нет! Мы вызовем медицинский дрон. Еще не поздно!
Но они оба знали, что это не так.
– Самоубийство – последнее убежище жнеца, и ты его у меня не отнимешь, Роуэн. Даже не пытайся.
Кровь его была повсюду, кровь пятнами лежала на снегу. Роуэн рыдал – никогда он не чувствовал себя столь беспомощным.
– Как же так, Алессандро… как же так?
– Мое имя – Шол Добсон. Зови меня так, Роуэн, прошу тебя.
Из-за слез Роуэн был едва способен говорить:
– Мне будет трудно без тебя, Шол Добсон.
Вольта приник к Роуэну. Голова его беспомощно свисала, голос слабел.
– Обещай, что ты будешь лучшим жнецом, чем я, – прошептал он.
– Обещаю, Шол.
– И тогда, может быть…
Но, что бы Вольта ни хотел сказать, смерть унесла его последние слова. Голова его упала на плечо Роуэна, в то время как крики ужаса и отчаяния все еще звучали в морозном воздухе.