Жнец

Допустим, заставят умереть целую тысячу раз, а потом запрут навечно. И это действительно будет вечность, потому что себя он не станет убивать – не доставит им такого удовольствия. Вот еще одна причина, по которой ему предпочтительнее пасть от руки Ситры.

Завтрак в ротонде поражал изысканной роскошью. Куски копченого лосося, хрустящие хлебцы ручной работы и вафли со всевозможной начинкой. Все лучшее – жнецам МидМерики!

Роуэн жадно поглощал снедь, позволив себе в кои-то веки удовлетворить свой аппетит, и во время еды украдкой бросал взгляды в сторону Ситры. Даже сейчас она казалась ему неотразимой. Какая нелепость, что и в эти последние часы он все еще неравнодушен к ней. То, что когда-то было любовью, превратилось в смирение разбитого сердца. Счастье, что сердце его стало таким холодным и уже не чувствует боли.

Как только конклав начался, Ситра обнаружила, что не следит за его обычными утренними ритуалами, а вместо этого целиком погрузилась в воспоминания о той жизни, которую она должна будет сегодня покинуть, покинуть в любом случае. Мысли ее были о родителях, о брате, все еще находившемся в восстановительном центре.

Если ее сегодня посвятят в жнецы, родной дом перестанет быть для нее домом. Самым большим утешением служило то, что родители и Бен получат иммунитет на все время, пока она будет жива.

После оглашения имен и омовения рук развернулась горячая дискуссия по поводу того, стоит ли запретить использовать огонь в качестве орудия «жатвы».

Обычно Высокое Лезвие Ксенократ либо выступал в спорах третьей стороной, либо откладывал решение вопроса на более позднее время. То, что на этот раз он горячо высказался за запрещение огня, присутствующие восприняли как серьезный знак. Но даже несмотря на позицию Ксенократа, многие защищали огонь как средство «жатвы».

– Я не позволю, чтобы кто-то пытался наложить руки на мое право самому выбирать средство, – бушевал какой-то недовольный жнец. – Каждый из нас свободен выбрать огнемет, взрывчатку или даже что-нибудь погорячее.

Его слова были встречены одновременно и аплодисментами, и недовольными криками.

– Мы обязаны защитить себя от трагических несчастных случаев в будущем! – настаивал Ксенократ.

– Это был не несчастный случай! – крикнул кто-то, и почти половина зала одобрительно зарокотала. Ситра посмотрела на Роуэна, по обе стороны которого оставались пустые места, зарезервированные за теми, кого уже не было в живых. Роуэн не открыл рта – ни защитить себя, ни опровергнуть обвинение.

Жнец Кюри склонилась к Ситре.

– Сколь ни ужасен был этот пожар, но множество жнецов рады тому, что Годдард и его жнецы навеки выбыли из сообщества. Хотя они никогда в этом не признаются, они счастливы, что произошел пожар, – был ли он вызван несчастным случаем или нет.

– Но есть и такие, кто восхищается Годдардом, – заметила Ситра.

– Верно. Сообщество на сей счет разделилось напополам.

Так или иначе, но здравый смысл возобладал, и огонь как инструмент «жатвы» был в Мидмерике запрещен.

Во время ланча Ситра, обнаружив, что все еще не может есть, наблюдала на расстоянии, как Роуэн, как и за завтраком, поглощает несметное количество пищи, как будто ему наплевать на все, что происходит вокруг.

– Он понимает, что это его последний ланч, – сказала жнец, которую Ситра не знала. И хотя эта женщина явно показывала, что поддерживает Ситру, та едва не взорвалась:

– Какое вам до этого дело?

И женщина отошла, смущенная враждебностью, выказанной Ситрой.

В шесть вечера все дела конклава были закончены, и начался финальный этап.

– Кандидаты в жнецы, прошу вас встать, – скомандовал протоколист конклава.

Ситра и Роуэн поднялись, вызвав ропот в зале.

– Я думал, всего будет четыре человека, – сказал Высокое Лезвие.

– Их было четверо, Ваше превосходительство, – сказал служащий. – Но двое провалили испытание и были отосланы.

– Ну что ж, – кивнул Ксенократ. – Займемся этими.

Служащий встал и официально призвал кандидатов взойти на сцену:

– Сообщество жнецов Мидмерики вызывает Роуэна Дэниела Дэмиша и Ситру Квериду Терранову. Прошу вас выйти вперед.

И, не сводя глаз со жнеца Манделы, который ждал их перед трибуной с единственным кольцом, Ситра и Роуэн вышли и встали перед собранием, чтобы встретить свою судьбу.