Жнец

Роуэн никогда не стремился выделиться – уж так был устроен. Если в науках ты слишком хорош или чересчур плох, это всегда привлекает внимание. И хотя ему не нравилось, что его называют салатом, здесь была его зона комфорта.

– Если будешь работать в полную силу, ты будешь среди лучших учеников в классе, – говорил Роуэну преподаватель точных наук, когда он получил высший балл по результатам полусеместровой аттестации. Тогда он сделал все, на что был способен. Но, узнав свой потенциал, он решил больше не напрягаться. Тому было несколько причин, и не последняя из них была связана с его крайне скудными и неверными представлениями о том, кто такие жнецы. Он решил, что роль успешного ученика может превратить его в их мишень. Чей-то друг был уничтожен жнецом в возрасте одиннадцати лет только потому, что был самым умным в классе. Это была, конечно, выдумка, но Роуэн поверил в нее, и это обстоятельство удерживало его от того, чтобы выделяться из массы. А интересно, другие школьники учились спустя рукава по той же самой причине?

Таким образом, прилежание не было сильной стороной Роуэна. Напряженный труд быстро утомлял его, а ведь в программе, помимо химии ядов, истории Эпохи Бессмертных и навыков ведения журнала, были и другие предметы. Металлургия оружия, психология смертных, психология бессмертных, литература сообщества жнецов – от поэзии до философских трактатов и афоризмов, которые содержались в их журналах. И наконец – математическая статистика, на которую так полагался жнец Фарадей.

Для посредственности здесь места не было, особенно накануне конклава.

Роуэн все-таки задал Фарадею один вопрос о конклаве:

– Нас дисквалифицируют, если мы провалим испытание?

Мгновение помедлив, Фарадей ответил:

– Нет. Но будут некоторые последствия.

И не сказал, какие, после чего Роуэн заключил, что неведение не так страшно, как знание.

Последние дни перед конклавом Роуэн и Ситра допоздна сидели в оружейной, изучая инструменты «жатвы». Роуэн уже клевал носом, когда Ситра, громко захлопнув книгу, разбудила его.

– Это ужасно, – провозгласила она. – Церберин, аконит, кониум, полоний. Все эти яды смешались в моей голове.

– Так они быстрее тебя убьют, – сказал Роуэн с усмешкой на устах.

Ситра встала перед ним, скрестив руки на груди.

– А ты-то яды знаешь?

– К конклаву нам нужно знать всего сорок разновидностей, – ответил он.

– Все выучил?

– Выучу.

– Назови молекулярную формулу тетрадотоксина.

Роуэн хотел отмахнуться, но вдруг понял, что не может не принять вызова. Не исключено, что какая-то часть натуры Ситры, любительницы посостязаться, передалась и ему.

– C 11H17N 3O6.

– А вот и нет! – воскликнула Ситра, показывая на него пальцем. – Там 08, а не 06. Проиграл!

Она пыталась разозлить Роуэна – не одной же ей нервничать! Но он не поддавался.

– Может быть, – сказал он и вернулся к своим занятиям.

– Ты что, совсем не волнуешься?

Роуэн вздохнул и закрыл книгу. Когда Фарадей только начал их учить, Роуэн никак не мог смириться со скукой, которую еще со школьных дней вызывали в нем учебники, но со временем начал испытывать удовольствие от переворачивания страниц, а потом и некое подобие катарсиса – это обнаружила первой Ситра – в том, чтобы с шумом захлопнуть книгу.

– Конечно, волнуюсь, – ответил он. – Но я смотрю на все это таким образом. Мы знаем, что нас не дисквалифицируют. Мы знаем также, что нас не убьют. Более того, если мы в чем-то провалимся, у нас есть еще две попытки – до того, как одного из нас изберут жнецом. Какими бы ни были последствия провала на этом конклаве – если кто-нибудь из нас не справится, – мы их преодолеем.

Ситра упала в свое кресло.

– Я не провалюсь, – сказала она, хотя и не очень уверенно. На ее лице было выражение такой обиды, что Роуэну захотелось улыбнуться, но он не стал, поскольку это привело бы ее в ярость. Ему нравилось, когда она злилась, но теперь у них было слишком много работы, чтобы тратить драгоценное время на посторонние эмоции.

Отложив пособие по токсикологии, Роуэн достал справочник по оружию. От них требовалось уметь различать тридцать разных видов оружия, владеть ими и знать их историю. На этот счет Роуэн беспокоился больше, чем по поводу ядов. Он бросил взгляд на Ситру, она перехватила его, и он не без усилия отвел глаза.

Вдруг, словно сама себе, она сказала:

– Я бы по тебе скучала.

Он поднял глаза, она отвернулась.

– Что ты имеешь в виду?

– Если бы в правилах была прописана дисквалификация и тебя дисквалифицировали, мне бы тебя не хватало.

Роуэну вдруг захотелось взять ее руку, тихо лежавшую на столе. Но стол был большой, и, если бы он стал тянуться к ней, это выглядело бы нелепо. А если бы они сидели ближе, это было бы безумием.

– Но этого нет в правилах, – сказал он. – А это значит, что тебе не отвязаться от моего присутствия еще восемь месяцев – что бы ни случилось.

Ситра усмехнулась:

– Верно. И к концу срока ты успеешь мне надоесть до чертиков.

Именно тогда Роуэну пришло в голову, что Ситра не так безразлична к нему, как он думал.