Жнец и его тень

Но ему просто не дали этого времени. Ощущение чужого присутствия в доме стало почти осязаемым, стоило разгореться рассвету. Не люди — коллеги с той стороны. В памяти всплыла оговорка Данталиона, сказанная в сердцах во время заседания комиссии по рассмотрению инцидентов: «иногда я загадываю желание, чтобы ты наконец вспомнил всё и свалил обратно в сансару, а предприятие по обеспечению деятельности материального мира вздохнуло спокойно...». Он вспомнил. А они заметили.

Жнец не спеша оделся — как на работу — и спустился в холл, где его действительно ждали.

Их было двое — женщина в чёрном и мужчина в белом. Они воспользовались смертными сосудами, но даже человеческая плоть не могла полностью скрыть мощного энергетического поля, присущего только сильнейшим обитателям Нави.

— Тёмный директор службы контроля деятельности управлений смерти, первый всадник тьмы Погибель, — она коротко по-армейски кивнула.

— Светлый директор службы контроля деятельности управлений смерти, архангел Люцифер, — он напротив был в речах утончённо аристократичен.

— Главный жнец четвёртого отдела, по правилам нашей службы забвение является неотъемлемым условием соответствия занимаемой вами должности, — закончив с приветствием, Погибель озвучила цель визита, — мы получили оповещение, что ваша личность и ваша память восстановлены. Поэтому вам придётся пойти с нами.

— Это так... лестно, что арестовывать меня явились лично директора.

— Я бы не стала называть это арестом, — попыталась возразить Погибель, но Люцифер перебил её:

— Ни за что не поверю, что вы не знаете, насколько весь потусторонний мир мечтал об этом дне. Вы, если можно так выразиться, городская страшилка, которую рассказывают маленьким чертятам, если они недостаточно прилежно изучают кодексы. Было бы просто невежливо отправлять сюда кого-то из рядовых клерков... но в любом случае, ваши докладные больше никого не побеспокоят.

— Куда вы его забираете?

Варвара. Она застыла на нижней ступеньке лестницы, растрёпананя и решительная, и только пальцы слишком сильно сжимающие воротник халата выдавали её растерянность и страх.

— Мне очень жаль сударыня, но, боюсь, вы встретитесь только в следующей жизни, — Люцифер обаятельно улыбнулся, что резко контрастировало с жестокостью его слов. Жнецу захотелось дать ему в морду — и наплевать, что архангел. Остановило только то, что он не хотел осквернять вульгарной дракой минуты расставания.

Не обращая внимания на директоров, он подошёл к Варваре и вложил ей в руки свой телефон.

— Позвони отцу. Он волнуется.

— И это всё, о чём ты можешь мне сказать?! — вспыхнула она. — Мы больше не увидимся, а ты...

— Однажды Велеслав... — по-привычке начал жнец, но, осекшись, поправился, — ... однажды я обещал тебе, что никогда тебя не оставлю. И собираюсь сдержать это обещание. Я вернусь.

Он коротко поцеловал её в лоб — ведь стоило задержаться рядом чуть дольше, и воли оторваться, шагнуть навстречу судьбе с гордо поднятой головой у него бы уже не хватило — и натянув ставшую привычной, почти что лицом маску из холодного камня вернулся к своим конвоирам.

— Ведите куда должны.

Они не увидят его чувств, его сожалений, почти невыносимой жажды остаться — ведь именно так пристало уходить легенде.

В потустороннем мире законы физики были менее строги, чем законы, писанные на бумаге — можно было очень вольно обращаться с расстоянием, временем, пространством. Но вопреки этому, а может — как раз благодаря этому, иногда, вот как сейчас, здесь любили устраивать какие-то театральные церемонии. Вроде той, чтобы провести узника по длинному тёмному коридору здания суда службы контроля, заставляя гадать, что же ждёт в самом конце.

Наконец они остановились у высоких деревянных дверей с массивными бронзовыми ручками, изображающими тварей с самых нижних уровней Пекла.

— Ваше испытание начнётся здесь, — коротко объяснила Погибель. Повинуясь её прикосновению, створки открылись, а за ними была темнота.

Один шаг сквозь эти ворота растянулся на десятки лет, прокручивая киноплёнку от первого лица. Заполняя последние пробелы, окончательно превращая чужие воспоминания в свои, а жизнь и нежизнь в одно целое.

Всё закончилось внезапно, оставив с неприятным чувством незавершённости. Чего-то не хватало. Одного маленького, но чертовски важного куска.

Вокруг был лес, дикий, неухоженный — но светлый. Радостный птичий щебет звучал гимном погожему солнечному деньку. И на фоне этой летней благодати особенно скорбной казалась картина: мальчик лет десяти в дорогой старинной одежде почти потерял сознание от жары и жажды, зажатый между длинными уродливыми корягами.

— Куда ты смотришь, Велеслав? — прозвучало за левым плечом, и жнец обернулся, увидев там ордынского воина. Хан. — Ужель забыл, что мы теперь живём в отшельничестве, и всё мирское нам чуждо?

— Чуждо, твоя правда, — жнец не думал об этих словах, не собирался произносить, но будто бы играл заранее прописанную роль, не смея отклониться от сценария, — но одно дело — дрязги между власть имущими, а другое — человеческая жизнь.