Вдруг совсем рядом послышались причитания девичьи, кто-то засуетился шумно и бестолково. На свою беду решил Велеслав глянуть, что да как. За углом возле старой берёзы служанки боярышню свою успокаивали, что горючими слезами заливалась, на вершину оной берёзы глядя. А там котёныш махонький, пушистый в ветку вцепился и мяучил жалобно. Увидела его боярышня, глаза надеждою засияли:
— Помоги ты мне, Велеслав. Неужто добрый молодец девушке в беде откажет?
Ну вот как тут сердцу не смягчиться, не подсобить по доброте душевной? Сбросил он шубу с плеча, за нижнюю ветку ухватился, подтянулся на руках — да так до вершины берёзы и добрался. Котёныш, тварюшка неблагодарная, ещё за палец укусил — зубки хоть мелкие, а всё одно больно.
Обрадовалась боярышня, пропажу свою к груди прижала.
— Ох спасибо тебе преогромное! Кабы не ты замёрз бы там дурачок.
А сама ручкой будто невзначай на служанок машет, чтобы шубу благодетелю на плечи накинули да скрылись с глаз, наедине оставили.
— Ярогнева я, казначея старшая дочь.
— Рад знакомству с тобой, — кивнул Велеслав ей вежливо, да своей дорогой идти собирался. Не позволила, за запястье ухватила.
— Служба твоя — она не волк, в лес не убежит. Ты выслушай сперва.
Убедившись, что никуда он не денется, отпустила его Ярогнева, да тут же словом как обухом топора ударила:
— Давно я за тобой наблюдаю, Велеслав. С первого взгляда ты мне полюбился. И статен ты, и лицом пригож. А теперь когда княжей награды удостоился, так и батюшке понравишься. Женись на мне — ни в чём нужды знать не будешь.
Ответил он ей, от потрясения оправившись:
— Ты не торопись, боярышня, так же не делается. Мы с тобой считай первый раз лицом к лицу встретились, а ты сразу про женитьбу. Да и полагается вроде, что это я сватов заслать должен, традицию соблюсти...
Улыбнулась Ярогнева загадочно, глаза опустила:
— И впрямь чего это я? Совсем от любви о приличиях забыла. Прости уж меня за прямоту. Свадьбу ж зимой не сыграешь, до следующего урожая вон сколько времени — успеется. Но ты подумай, Велеслав, хорошо подумай...
С тем и ушла, котёныша к себе прижимая. Тот на руках хозяйки уснул уже, разомлев.
Велеслав шубу на плече поправил, к берёзе той спиной прислонился. Голову запрокинул на небо глядючи.
Вот бы, наверное, матушка порадовалась! Казначей — это тебе не пекарь, больно хорошо таким родством перед соседями кичиться. Может и впервые в жизни даже задумался над её чаяниями серьёзно. Представил, как на упряжке бубенцами увешанной подъедет к дому невесты, какой покров красный на ней надет будет... Вроде всем хороша Ярогнева! Здоровьем так и пышет, коса до пояса... Вот старый волхв из книги клятву зачитает, поднимет он покров, поцелует жену молодую...
И тут будто молния в его домыслах сверкнула, расколола складную картинку надвое, осколки в разные стороны осыпались. Одно лишь лицо перед внутренним взором осталось, самое милое, самое дорогое во всём белом свете. Раньше Велеслав не задумывался даже, а может — просто гнал эти мысли прочь непроизвольно, но тут понял с потрясающей ясностью: не сможет он через себя переступить, кого-то кроме Варвары поцеловать, с кем-то другим брачное ложе разделить. Лучше уж в холостяках всю жизнь проходит, чем и жену, и себя обманывать станет!
Но холодно, однако, стоять вот эдак нараспашку! Велеслав закашлялся, горло прочистил, да в терем поспешил обратно — ещё простудится не хватало.
У Мировида в берлогу дверь оказалась открыта, а Варвара уже там хозяйничала — записки о пойманных казнокрадах с доски снимала. Его увидела — рукой помахала приветливо.
Вот ведь судьба как поворачивается, будто насмешничает! С тех самых пор, как Велеслав из отрочества вырос, вокруг него постоянно девки вились, как матушка выразилась, хоть метлой разгоняй. А та единственная, что мила его сердцу, как к брату относится, али ещё кому такому. Или может — вдруг робкий огонёк в груди затеплился — не видит он чего? Что если она бы и рада его привечать, да долг наследной княжны не позволяет? Но тогда уж точно не стоит ничего говорить, несбыточным соблазнять.
Решив про себя так, Велеслав ладонь в ответном приветствии вскинул:
— Много я всего развесил, одна долго возиться будешь. Давай помогу?
Неделя минула, другая. И за недели те жизнь Велеслава в тереме в Пекло превратилась. Ни служанки, ни боярышни на него больше не глядели, тут же глаза отводили — будто настрого запретил им кто. Оно бы и слава богам, если бы не Ярогнева. Поглядишь на неё — сразу понятно, чьих рук дело. Неупокоенным духом она Велеслава преследовала, то во дворе с ним столкнётся, то на конюшне, то после трапезы подкараулит. Про женитьбу больше не заикалась, лишь улыбалась многозначительно да пирог какой или сладость подсовывала. Вот знал Велеслав, что не надо брать, а как тут не возьмёшь, когда она в руки вложит и убегает. Не догонять же её, гостинцем на ходу размахивая — засмеют!