Жнец и его тень

Около гостевой стражи видимо-невидимо, любопытных отгоняют. Велеслава, впрочем, пустили, как опытного дознавателя.

Несостоявшийся жених на кровати своей лежал, перина в красный цвет окрасилась. Рубанул кто-то от души — рана глубокая, от плеча наискосок.

Князь от гнева багровел, на воеводу бранился:

— И как мне это понимать прикажешь?! Посредь терема, дружиной заполненного! И никто не видал ничего!

— Может, чары какие? — стушевался воевода, чем ещё больше князя рассердил.

— Тогда Марье твоей нужно в упрёк поставить! Разленилась, стало быть, на княжьих харчах, мышей не ловит!

— Я спрошу, не почуяла ли чего.

— Да уж спроси! И богам помолись, чтоб почуяла!

Дружинники за спиной заволновались, кому-то стали слабо возражать да не сдюжили — Варвара сквозь строй прорвалась, растрёпанная, платье в беспорядке. В комнату заглянула, руку к губам прижала, борясь с тошнотой.

— Это что ж это... я вдовой, минуя жену, сделалась?..

— Уведите её отсюда!!! — приказал князь.

Велеслав взял её за руку крепко и прочь повёл, подальше от упокойника. Молчала сперва, потом спросила тихо, боясь самого вопроса:

— Ты об том говорил, когда обещал вчера придумать что-нибудь?

То так то эдак он прикидывал, кому смерть княжича более всего выгодна, а тут будто на ухо кто шепнул, в словах своих не сомневаясь:

«Тебе».

Отчётливо понял Велеслав тогда, чьих рук дело. Тяжесть вины за беспечность свою навалилось: не ушёл чёрт, поблизости кружил, выжидая, чтобы дело своё чёрное сделать.

— Я его не убивал... — выдавил он из себя. Как жалкое оправдание.

— Я тебе верю, — Варвара руку крепче сжала, ободрить пытаясь, — ты хороший, добрый. Зазря душу чужую не заберёшь.

Опять умолкла. Лишь у светлицы своей заговорила:

— Мне стыдно такие мысли думать... Но мне сейчас так страшно. Что с нами со всеми будет, не пойдёт ли князь соседский войной по праву кровной мести — и в то же время легко.

Сказала и дверь поскорее захлопнула. Оно и правильно — сейчас им лучше вместе на глаза не попадаться, как бы кто не подумал чего.

Велеслав к себе поспешил. Дверь отворил, уже зная, кого за ней увидит. И точно: тут как тут, кафтан с золотыми бляхами, шапка, лисьими хвостами украшенная — сегодня особенно тошно было смотреть на степное убранство.

— Ты убил его.

В глазах Хана словно пламя Пекельное сверкнуло, улыбнулся он зубы обнажив:

— Давай, Велеслав, поведай мне, какой я душегубец, княжича ни за что ни про что на тот свет отправил. Славного парня и дельного управителя, который никому не сделал зла, чем накликал на город всяческие бедствия и с соседями отношения попортил на годы вперёд. Обрушь на меня всю мощь своего красноречия — в то время как сердце твоё мне «спасибо» сказать хочет.

И как не пытался, не смог Велеслав придумать, как ему возразить — а от того ярость в груди пуще прежнего закипела.

— Убирайся!

Хан ухмыльнулся только, поближе подошёл да руку, что на окно недвусмысленно указывала, с силой вниз опустил:

— Я больше не уйду. Понял я, что без меня ты и шагу ступить не можешь. Только и умеешь, что мелких жуликов ловить. А как игра посерьёзнее начинается — так готов всё стерпеть, любимую несчастной сделать, но ручек не замарать.

— А тебе что за дело? Только не надо мне сейчас об ордынском сотовариществе!

— Чтобы бабке твоей, Бахире, в чертогах предков в глаза без стыда смотреть! Каково ей будет, коли внук непутёвый, что великим шаманом бы вырос, ежели постарался, силы своей не знает, перед людишками недостойными пресмыкается!

В тот миг вспомнилась Велеславу с Марьей первая встреча, шёпот её змеиный: «ты, ведьмак, что хочешь делай...»

— Ты что несёшь? Какой из меня шаман?

— Вспоминай, брат мой, вспоминай... Пять лет тебе от роду было...

— Ордынец, ордынец!

Смех чужой уши терзает, будто не дети это человеческие вовсе, а черти злоречивые.

И он бежит меж домов, землю и слёзы по щекам размазывая. Одну улочку пробежать — и за материнскую юбку уцепиться, она-то в обиду не даст, как замахнётся метлой на обидчиков, так и разбегуться, как цыплята пугливые...

— Сбежать решил? — сын плотника, на пару годков постарше, дорогу преградил. В грудь толкнул — больно слегка, но больше обидно. — Не по вкусу землица пришлась? А я слыхал, что в степи грязью и питаются...

Большой ком подобрал, шагнул вперёд, ухмыляясь. Назад тоже нельзя — вся свора подтянулась, ржут, что те кони...

В страхе великом взмахнул Велеслав рукой, глаза прикрывая...