Как же восхитительно, как сладко снова чувствовать себя здесь и сейчас! Его губы были прохладными, будто оправдывали прозвище «айсберг», но целовали так горячо и жадно, что по спине пробегали мурашки, а в груди полыхал пожар. До сих пор незнакомое, но слишком приятное ощущение, которое хотелось растянуть на целую вечность.
В коридоре что-то громыхнуло, заставив ангела смерти резко выпрямиться и машинально притянуть к себе шляпу — чтобы в любой момент исчезнуть, не попасться медикам на глаза. У Варвары немного кружилась голова. Но дверь так и осталась закрытой, мимо проехала каталка — и только.
Чуть расслабившись, он внимательно посмотрел ей в глаза и неожиданно спросил:
— Каково это — целовать собственную смерть?
С таким серьёзным лицом, как будто отчёты со стажёров собирал. Варвара усмехнулась, подумав об этой аналогии.
— Вот ведь бестолковый. Я же не какую-то абстрактную смерть целую, а тебя. И в такое время мне вот совсем-совсем наплевать, кем ты работаешь.
— Совсем-совсем наплевать? Мне триста лет, я щелчком пальцев могу сломать человеку все кости и заставить броситься под поезд, взглянув в глаза. И ты правда хочешь видеть рядом с собой такое чудовище?
Варвара аж поперхнулась от возмущения. Разве можно поцеловать девушку так, что она едва не забыла, где находится, а потом спрашивать подобные глупости?
И лишь мгновение спустя, заметив даже не улыбку — её призрачную тень в чуть приподнятых уголках губ, поняла... что он так шутит. Чтоб его с этим могильным юмором!
— Люди каждый день только и делают, что говорят смерти: «Не сегодня», — подходящий ответ пришёл сам собой, — Но когда смерть говорит подобное тебе, то, кажется, бояться совершенно нечего, не находишь?
— Действительно.
Варвара успела увидеть другую улыбку — ту самую, что ей так нравилась, широкую и беззаботную. И сразу — быстро растаявший тёмный дым.
Вошедший врач тщательно протёр очки прежде, чем надеть их обратно на нос.
— Как вы себя чувствуете, Варвара Петровна?
Она озадаченно хмыкнула: Варварой Петровной её до этого называл только завуч — когда взывал к совести и просил больше не бить одноклассника портфелем по голове за попытку дёрнуть за косу. Наверное, папа подсуетился, поставил на уши всю больницу.
В любом случае, пробуждение по мнению Варвары получилось весьма приятным, а потому она ответила:
— Хорошо. Очень хорошо.
— Понятно. Наркоз ещё не до конца отошёл, — резюмировал врач и что-то отметил в блокноте.
Он внимательно осмотрел повязку на животе, записал показания приборов. Варвара не сопротивлялась, позволяя врачу делать свою работу. Он почти закончил, когда в палату, иначе и не скажешь, влетела мама, на ходу натягивая на сапог бахилу.
— Варенька! Доктор, что с ней? Скажите, мне, что опасность миновала!
— Успокойтесь, — врач ещё раз поправил очки, — операция прошла хорошо. Теперь ей просто нужно время на восстановление.
— Спасибо, доктор. Спасибо вам! Вы не представляете... Если вам...
— Оставлю вас наедине, — он ободряюще похлопал маму по плечу и тактично вышел.
Мама опустилась на пустой стул возле кровати, протянула руки, чтобы крепко обнять, но отдёрнула на полпути, боясь повредить швы.
— Как только папа позвонил, я вылетела ближайшим рейсом! Ты не представляешь, как я волновалась!
Варвара дотянулась до её ладони и чуть сжала холодные пальцы:
— Мам, всё в порядке. Со мной бы ничего не случилось.
Она покачала головой:
— Ох, мне бы твою уверенность, дочь. Как тебе удаётся быть такой спокойной? Наверное, дело в лекарствах...
В другое время Варвара не сказала бы при родителях таких вещей, но тогда, наверное, поддалась чувствам.
— Я просто нравлюсь смерти. И пока это так, из мира живых меня никто не заберёт...
Ближе к вечеру действие препаратов постепенно сошло на нет, и живот начал чесаться, а потом болеть. Такая мерзкая зудящая боль, к которой можно притерпеться, но спать мешает всё равно.
Чтобы отвлечься, Варвара занялась изучением своей прошлой жизни. Память поддалась — и весьма охотно. Кадры прокручивались в голове, как документальное кино. Просто кладезь исторических фактов! Отличный доклад бы получился, жаль без письменных источников никто не поверит... Какие-то моменты были трогательными и радостными: Варвара ощущала ту старую любовь, но не как в первый раз — остро, это скорее походило на светлую ностальгию о том, что было, но прошло.
Когда там, в воспоминаниях, в сердце вонзился нож, в груди засаднило фантомной болью, но это было последнее, что беспокоило Варвару. Даже живот почти прошёл. Она просто лежала, глядя в потолок и думая о том, что из-за раны придётся проторчать в больнице несколько дней, а то и недель. Она же извёдётся, пытаясь угадать, обманул ли её Кощей или собственная память!
Потому что на воображаемой киноплёнке не было никакого Хана. Это Велеслав убил Варвару.
— Не вини в том меня, себя вини. Ведь ты — это и есть я.
Хан возвышался над ним — не как чёрт, как сама Тьма воплощённая. Отблески факелов превращали всё вокруг в картину Пекельной пустоши.
— Идём, — коротко приказал степняк.