Нет, сейчас-то Киара понимала, что принцесса из Лориенны вышла так себе: не было в ней ни благородства, ни породы. Вполне себе деревенщина, нагловатая и бойкая, фигуристая, с курносым веснушчатым носом. Но тогда, две дюжины лет назад, Лори казалась ей самим воплощением красоты, любви и материнской заботы. Челядь диву давалась, до чего жена хозяина обожает малахольную девицу. Казалось, ей только и надо было, что угодить «моей юной принцессе». Шептались, мол, была бы нелюдь глазастая мальчиком, так ушлая деревенщина Лори давно бы муженька извела да за ту нелюдь замуж выскочила — гадость-гадость, но на что ни пойдешь, чтобы из госпожи Блэр сделаться леди?
Лори оказалась ну очень ушлой деревенщиной. И извела свою юную принцессу.
Ну, попыталась.
Когда сила пробудилась, Киаре было четырнадцать, и она лежала при смерти. (И мало кто по этому поводу горевал.) Точнее, в один миг лежала, а в другой — уже была в холле, слабая и разбитая, но всё же здоровая. Плещущая сырой силой, которую не могла — и не думала — контролировать.
Целую вечность она стояла и слушала, как надрывается в колыбели малютка Мирейя, пока её родители орут друг на друга, не щадя глоток.
Лориенна травила свою любимую невестку «Крадущейся тьмой» — да, любят же фейри придумывать звучные названия для всякой дряни. Травила долго и понемногу, чтобы никто не заподозрил. Даже денег накопила, чтобы дать взятку городскому лекарю, спешно вызванному её мужем из Синтара. Очень уж хотела стать леди Блэр, так Валу и сказала: мол, девчонку жаль, но потом ещё поблагодаришь, ведь твои дети будут благородными особами. Вал заботу супруги не оценил: кричал на неё, кажется, даже дал парочку оплеух… он-то в лорды не метил и на подлость не был способен…
…но всеми жалкими человеческими силенками защищал эту лицемерную тварь. Пытался защитить, за что и поплатился сполна — двенадцатью годами в громоздком инвалидном кресле; он до сих пор с трудом передвигался на своих двоих. И Киара сейчас, пожалуй, могла понять эти попытки — кто не вступится за свою жену, когда её буквально рвут на куски?
Да, понять могла. Но простить, даже спустя двадцать лет, так и не получилось.
Валдар больше не был её рыцарем. О нет, он вмиг обернулся поседевшим прежде времени занудой, сварливым, увечным и… жалким. Людишки — они сплошь жалкие, слабые и вообще дутые ничтожества, если разобраться. Киаре, может, и не хотелось бы быть такой нетерпимой дрянью… но до обретения силы людишки не единожды успели её обидеть, унизить и… убить. После же её нянчил весь Темный Круг — а сильнейшим свойственно презирать слабаков с таким остервенением, будто те лично в чём-то провинились.
Киара помнила, как взяла на руки ребенка, чтобы убаюкать. Помнила, как отпрянули друг от друга Вал и Лори, её так называемая семья. Помнила и единственное произнесенное ею слово — «Зачем?..» Дальше всё было как в тумане, но и то немногое, что сохранилось в памяти, Киара предпочла бы забыть как страшный сон.
Она убивала Лориенну долго. Очень долго и до жути изощренно, уж как для забитой девчушки, за всю жизнь не обидевшей и мухи. То, что осталось, хоронили в закрытом гробу, и удивительно, как кузен Вал не свихнулся при виде своей фрагментарно уцелевшей женушки. «Она заслужила… заслужила!» — повторял тот, как заведенный. Киара до сих пор знать не знала, кого Валдар пытался убедить — её или себя?
К рассвету прибыли архимаги, темные и светлые. Сначала они едва не передрались между собой, а уж потом сообщили, что Киара взбаламутила кладбище, прокляла землю и уничтожила всё живое на милю вокруг… людей, животных, даже растения иссушила и рассыпала прахом. Чудом выжили только Рея и Вал. На проклятую землю пригнали две дюжины магов-виталиков, а виновницу торжества кое-как отодрали от рыдающего младенца и силком утащили в Иленгард.
— Я убила её, — просто сказал Киара, стискивая трясущимися пальцами эфес шпаги. — Потому что было слишком больно, потому что предатели не должны жить и… Да что врать попусту — я убила её, потому что могла! И хотела. Но никого и не интересовали причины. Темные меня оправдали, можно сказать, без суда и следствия — мол, тупые человечьи твари сами виноваты, довели бедного ребеночка, туда им и дорога. Светлые, тоже не разбираясь, решили убить на месте. Сжечь чудовище! — передразнила она экзальтированные восклицания Грегора Нэльтана. Вышло весьма узнаваемо. — Чудовище, как видишь, немного недожарено: Джердис и Линдтерн в меня вцепились, как нежить в парное мясо, а потом и сам император вмешался. Я осталась жить на потеху ему и Темному Кругу, и лишь до тех пор, пока могу удержать свою силу на коротком поводке. Вот, в общем-то, и весь секрет…
В ответ на эту исповедь Марк не сказал ничего. Только сильнее сжал пальцы на парапете, так, что побелели костяшки. Киару это молчание ничуть не радовало — лучше бы он и впрямь сразу высказал всё, что думает, назвал злобной сукой и презренной убийцей. Неприятно, но хотя бы понятно и — что уж там — вполне ожидаемо.