Жонкиль

— Жонкиль, — сказал он, — ты не можешь этого сделать.

Она поднялась, холодно улыбнувшись.

— Почему нет? Разве ты не из-за денег затеял все это? Разве ты не предполагал, что именно так все и произойдет, когда ты так ловко женился на мне?

Кровь бросилась ему в виски. Он сделал шаг по направлению к ней, его руки сжались в кулаки.

— Ради Бога, Жонкиль, я не намерен терпеть этого! — сказал он. — Оскорбительно думать, что я женился на тебе, потому что надеялся получить эти деньги. Деньги здесь не играли никакой роли. Я женился на тебе, чтобы отплатить дяде Генри, а не ради денег, и ты это знаешь!

— Я ничего не знаю, — сказала она. — Знаю только, что я намерена вернуть тебе твое наследство, а затем умолять тебя как можно быстрее аннулировать наш брак.

Он с горечью посмотрел на ее жесткое, застывшее молодое лицо, затем процедил:

— А предположим, я откажусь освободить тебя? Я уже говорил, что я не аннулирую наш брак. Предположим, я буду настаивать на том, чтобы ты оставалась моей женой. Что тогда?

Жонкиль посмотрела на него долгим пристальным взглядом. Ее стройная прямая фигура в черном, ее откинутая назад детская головка, вся ее манера держаться выражала вызов этому человеку, который отнял у нее ее веру в любовь, ради которой в прошлом она могла бы пойти на любые жертвы.

— Ты обязан аннулировать наш брак, — сказала она. — Когда ты женился на мне, ты обманул меня. Я не знала, что ты тот племянник, которого мой... мой отец лишил наследства. Ты же не можешь полагать, что я бы вышла за тебя замуж, если бы знала это; знала бы, что ты хочешь только расквитаться с ним.

— Нет, не вышла бы, — сказал Роланд. — И я осознаю зло, которое я тебе принес. Но прошу тебя простить меня и дать мне возможность доказать свою любовь. Не можешь ли ты быть немного милосерднее, Жонкиль, проявить хоть немного великодушия?

Жонкиль отвернулась от него и посмотрела в окно. Сегодня, в этот новогодний день, было солнечнее и теплее, чем несколько недель тому назад. Солнце уже садилось. Серо-голубое небо было испещрено оранжевыми и красными полосами, а сад купался в ярко-красном свете. Но через несколько минут наступят сумерки, и затем — темнота. Зимние дни так коротки, а ночи так долги...

Гнев и вызов покинули Жонкиль. Она сейчас ощущала только почти непереносимое одиночество. В полном отчаянии она смотрела на закат; несмотря на то, что в библиотеке было тепло, она немного дрожала. Короткими днями она сможет работать и постарается позабыть все, что потеряла. Но ночи, долгие ночи, будут такими одинокими... Будущее простиралось перед ней холодное, пустое, мрачное. Она была молода, очень молода. И разве она может быть когда-нибудь счастлива снова, разве сможет вернуть свои утраченные иллюзии? Роланд отнял у нее все, ради чего стоило жить. «Любовь мужчины и жизнь мужчины идут раздельно, но смысл жизни женщины — в любви».

О, горькая правда этих слов... Какое страдание в них! Роланд научил ее любви, страсти, желанию — всем самым волнующим чувствам, которые может переживать человеческое существо. И она хорошо выучила этот урок. Она была теперь женщиной, способной на глубокую страстную любовь, она не была больше легкомысленным ребенком, страдающим от мимолетной влюбленности. Оказалось, что любовь для нее была сутью жизни. Теперь, когда у нее отняли любовь, жизнь лишилась смысла.

Жонкиль знала, что стоит ей только протянуть руку и сказать Роланду: «Я тебя прощаю», она окажется в его объятиях; страстное прикосновение его губ утолит боль всех дней и ночей тоски, скорби и отчаяния. Но она не могла заставить себя выговорить эти слова. То, что он сделал, она считала непростительным. Она не могла больше доверять ему. Из-за него она стала ожесточенной и подозрительной. Потерять любовь очень тяжело, но потерять доверие — значит потерять саму основу счастья. Разве может быть без этого любовь или счастье? Корни этих чувств — в доверии.

Голова Жонкиль поникла. Она тяжело вздохнула и заставила себя посмотреть на Роланда. Его лицо было изможденным, несчастным. Глаза были устремлены на нее с немой мольбой. Жонкиль была очень молода и жаждала его любви всем телом, сердцем и душой. Искушение обмануть себя и заставить себя думать, что она снова может верить ему и вверить себя его попечению было велико. Она отдала бы все на свете, лишь бы вычеркнуть из памяти воспоминание о том, что он сделал, и быть такой же блаженно несведущей, такой же слепо поклоняющейся, какой она была до того, как вышла за него замуж.

Роланд увидел, что ее бледное личико смягчилось. Он шагнул к ней.

— Жонкиль, моя дорогая, моя дорогая, ты можешь простить меня? — спросил он охрипшим от волнения голосом. — Я докажу тебе, что моя любовь к тебе сейчас искренна, какой бы она ни была в прошлом. Я докажу, что я обожаю тебя, что я сделаю все, чтобы ты полюбила меня снова.