Жорж

- Я уже сказал вам, что вечер - хорошее время, но, чтобы работа не была утомительной для тебя, Кастор, и для тебя, Боном, чтобы дым табака был тебе приятен, Тукал, чтобы ты не заснул, пока жарится твой банан, Камбеба, нужен рассказчик, знающий увлекательные истории.

- Это правда, - сказал Кастор, - Антонио знает забавные анекдоты и поет занятные песни.

- Но если Антонио не поет песни и ничего не рассказывает, - продолжал малаец, - что тогда происходит? Да мы спим - устали за целую неделю работать. Ты, Кастор, перестаешь мастерить бамбуковые стулья. Ты, Боном, не делаешь деревянных ложек, у тебя, Тукал, гаснет трубка, а у тебя, Камбеба, сгорает банан, не правда ли?

- Правда, - хором ответили все, а не только те рабы, кого назвал Антонио. Лишь Назим хранил презрительное молчание.

- Тогда вы должны быть благодарны тому, кто рассказывает интересные истории, чтобы вы не заснули, и поет забавные песни, чтобы рассмешить вас.

- Благодарим, Антонио, спасибо! - благодарили все.

- Кроме Антонио, кто может рассказать вам что-нибудь?

- Лайза, Лайза тоже знает очень интересные истории.

- Да, но его истории наводят на вас ужас.

- Это правда, - ответили негры.

- А кроме Антонио, кто может спеть вам песни?

- Назим, Назим знает очень трогательные песни.

- Да, но от его песен вы плачете.

- Это правда, - сказали негры.

- Значите один лишь Антонио знает песни и анекдоты, которые вас смешат.

- Это тоже правда, - отвечали негры.

- Значит, благодаря мне вы развлекаетесь за работой, получаете удовольствие и не спите, пока жарятся ваши бананы. А так как я не могу делать ничего, потому что жертвую собой для вас, было бы справедливо, чтобы за мои труды мне что-нибудь дали.

Справедливость этого замечания поразила всех; однако же долг историка говорить только правду заставляет нас признать, что лишь несколько голосов, вырвавшихся из самых чистых сердец, ответили согласием.

- Так, значит, - продолжал Антонио, - будет справедливо, если Тукал даст мне немного табаку, чтобы я мог курить его в своей хижине, не так ли, Камбеба?

- Справедливо, - вскричал Камбеба в восторге от того, что контрибуцией облагался не он, а кто-то другой.

И Тукалу пришлось разделить свой табак с Антонио.

- Теперь, - продолжал Антонио, - я потерял свою деревянную ложку. У меня нет денег, чтобы купить ложку, ведь, вместо того чтобы работать, я пел песни и рассказывал вам истории: было бы справедливо, если бы Боном дал мне ложку, чтобы я мог есть суп. Правда, Тукал?

- Справедливо! - воскликнул Тукал в восхищении от того, что Антонио соберет налог не только с него. И Антонио протянул руку к Боному, который вручил ему ложку.

- Теперь у меня есть табак, - продолжал Антонио, - и есть ложка, чтобы хлебать суп, но у меня нет денег, чтобы купить мясо для бульона. Поэтому будет справедливо, если Кастор отдаст мне табурет, который он мастерит, чтобы я продал его на базаре и купил говядины, не так ли, Тукал, не так ли, Боном, не так ли, Камбеба?

- Правильно, - в один голос вскричали Тукал, Боном и Камбеба. Правильно! - И Антонио, наполовину с его согласия, наполовину силой, вытащил табурет из рук Кастоpa, когда тот только что приколотил к нему последний кусок бамбука.

- Теперь, - продолжал Антонио, - я расскажу вам историю, но будет справедливо, если я съем что-нибудь и наберусь сил, не так ли, Тукал? Не так ли, Боном? Не так ли, Кастор?

- Да, да, - в один голос ответили уплатившие подать.

Тут испугался Камбеба.

- Но мне нечего положить на зубок, - сказал Антонио, показав свои челюсти, сильные, как у волка. Камбеба почувствовал, что волосы у него встали дыбом, и машинально протянул руку к очагу.

- Значит, будет справедливо, - продолжал Антонио, - если Камбеба даст мне банан, как вы думаете?

- Да, да, так будет справедливо, - крикнули в один голос Тукал, Боном и Кастор, - да, справедливо, банан, Камбеба. - И все голоса подхватили хором:

- Банан, Камбеба!

Несчастный Камбеба с растерянным видом посмотрел на сборище негров и бросился к очагу, чтобы спасти свой банан, но Антонио остановил его, крюком схватил веревку и зацепил пояс Камбебы. Камбеба вдруг почувствовал, что его отрывают от земли и под улюлюканье всей компании он поднимается к небу. Примерно на высоте десяти футов Камбеба повис, судорожно протягивая руки к злосчастному банану, отнять который у врага теперь не было никакой возможности.

- Браво, Антонио, браво, Антонио! - закричали все присутствующие, изнемогая от хохота, в то время как Антонио, отныне полновластный хозяин банана, вокруг которого завязался спор, осторожно раздул золу и вытащил дымящийся банан, в меру поджаренный и потрескивающий так, что у зрителей потекли слюнки.

- Мой банан, мой банан, - воскликнул Камбеба с глубоким отчаянием в голосе.

- Вот он, - сказал Антонио, показав банан Камбебе.

- Я не могу его взять.

- Ты не хочешь его?

- Мне его не достать.

- Тогда, - продолжал Антонио, поддразнивая несчастного, - тогда я его съем, чтобы он не сгнил.

И Антонио начал снимать кожуру с банана с такой комичной серьезностью на лице, что хохот присутствующих перешел в конвульсии.