- А если молодой, вы будете довольны, не так ли, Сара?
- Конечно. Если он молодой, он будет устраивать праздники, давать обеды, балы, и это оживит наш скучный Порт-Луи, где всегда так уныло. О, в особенности балы! Если бы он устроил прием!
- Вы ведь очень любите танцевать, дитя мое?
- Люблю ли я танцевать! - воскликнула девушка.
Анриет улыбнулась.
- Разве неприлично любить танцы? - спросила Сара.
- Неприлично, Сара, всему предаваться с такой страстностью, как это делаете вы.
- Чего же ты хочешь, милая Анриет, - сказала Сара ласковым, полным очарования тоном, к которому она при случае умела прибегнуть. - Такой уж у меня характер: я люблю или ненавижу и не умею скрыть ни ненависть, ни любовь.
Разве ты сама не говорила мне, что скрытность - большой недостаток?
- Конечно, но неспособность скрывать свои чувства и безудержно предаваться желаниям, я бы даже сказала - инстинктам, - далеко не одно и то же, - ответила серьезная англичанка, которую смущали откровенные рассуждения ее воспитанницы, так же как ее неудержимые порывы.
- Да, я знаю, вы часто говорили мне это, милая Анриет; я знаю, что женщины в Европе, те, кого называют порядочными, нашли нечто среднее между откровенностью и скрытностью - сдержанность. Но, милая бонна, от меня нельзя слишком многого требовать, я ведь не цивилизованная женщина, а маленькая дикарка, выросшая среди дремучих лесов, на берегах Большой реки. Если то, что я вижу, мне нравится, я желаю, чтобы это мне принадлежало. Видите ли, Анриет, меня немного избаловали, и я стала своевольной. Что бы я ни просила, мне ни в чем не отказывали, а если и отказывали, я брала сама.
- И что же при таком отличном характере будет, когда вы станете женой Анри?
- О, Анри покладистый юноша; мы уже условились, что я буду позволять ему делать все, что он захочет, и сама буду делать все, что пожелаю. Не правда ли, Анри? - продолжала Сара, повернувшись к двери, которая в этот момент открылась, чтобы впустить господина де Мальмеди и его сына.
- В чем дело, дорогая Сара? - спросил молодой человек, подойдя и целуя ей руку.
- Правда, что, если мы поженимся, вы никогда не будете мне противоречить и будете делать все, что я захочу?
- Черт, - сказал де Мальмеди, - вот так женушка, она заранее ставит условия!
- Правда, - продолжала Сара, - что, если я все еще буду любить балы, вы будете сопровождать меня на них и ждать, а то ведь эти противные мужья потанцуют немного и уходят. При вас я смогу петь, сколько захочу, удить рыбу? А если мне захочется красивую шляпу из Франции, вы мне купите ее? Нарядную шаль из Индии? Красивую арабскую или английскую лошадь?!
- Конечно, - улыбаясь, произнес Анри. - Что до арабских лошадей, то мы сегодня видели двух очень красивых, и я рад, что вы их не видели: они не продаются, и если бы вам случилось захотеть их, я не смог бы их вам подарить.
- Я их тоже видела, - сказала Сара, - они, наверное, принадлежат молодому иностранцу, брюнету с чудесными глазами.
- Однако, Сара, - сказал Анри, - вы, кажется, обратили внимание больше на всадника, чем на его лошадь?
- Да нет, Анри, всадник подошел и заговорил со мной, а лошадей я видела издали, они даже не ржали.
- Как, этот юный фат заговорил с вами, Сара? По какому же поводу?
- Да, по какому поводу? - повторил господин де Мальмеди.
- Во-первых, - сказала Сара, - я не заметила в нем ни капли фатовства, да вот наша Анриет была со мной, она тоже не заметила в нем самодовольства. По какому поводу он заговорил со мной? О боже мой, по самому естественному поводу. Я возвращалась из церкви, а у дверей дома меня ждал китаец с корзинами, полными всякой всячины. Я спросила у него, сколько стоит вот этот веер... Посмотрите, какой он красивый, Анри.
- Ну, и что же дальше? - спросил де Мальмеди. - Все это не объясняет нам, почему этот человек заговорил с вами.
- Сейчас объясню, дядя, сейчас объясню, - ответила Сара, - я спросила у китайца цену, но он не смог мне ответить, ведь он говорит только по-китайски. Мы были в большом затруднении, Анриет и я, мы спрашивали всех, кто окружил нас, чтобы полюбоваться красивыми предметами, нет ли среди них кого-нибудь, кто мог бы стать нашим переводчиком. И тогда незнакомец подошел к нам, предложил помочь, поговорил с китайцем на его языке и, повернувшись к нам, сказал: "Восемьдесят пиастров". Это ведь недорого, правда, дядя?
- Гм! Столько стоил негр, пока англичане не запретили торговать ими, сказал де Мальмеди.
- Так, значит, этот господин говорит по-китайски? - с удивлением спросил Анри.
- Да, - ответила Сара.
- Ах, отец, - воскликнул Анри, разражаясь хохотом, - вы не слышали? Он говорит по-китайски!
- Ну и что же? Что же тут смешного? - спросила Сара.
- Конечно, ничего, - продолжал Анри, не переставая хохотать. - Ну как же! У этого красавца иностранца чудесный талант, и он счастливый человек. Он может разговаривать с коробками для чая и с ширмами.
- Вообще-то китайский язык не очень распространен, - сказал мсье де Мальмеди.