Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии

Лайза придавил его коленом к земле, глядя на него с той свирепой насмешкой победителя, что не оставляет побежденному никакой надежды; но тут вдруг издалека послышался собачий лай.

Не расслабляя рук, которыми он сжимал горло врага и его запястье, Лайза поднял голову и стал прислушиваться.

— Все в свое время, — как бы про себя произнес Лайза.

Затем он обратился к окружавшим его неграм:

— Привяжите этого человека к дереву, я должен поговорить с господином Мюнье.

Негры схватили Антонио за ноги и за руки и привязали его лианами к стволу такамака. Лайза убедился, что малаец надежно скручен, отвел старика в сторону и показал, откуда только что доносился собачий лай.

— Вы слышали? — произнес он.

— Что? — спросил старик.

— Лай собаки.

— Нет.

— Послушайте! Он приближается.

— Вот теперь я слышу.

— За нами охотятся как за оленями.

— Ты думаешь, что это преследуют нас?

А кого же еще?

— Какая-то сбежавшая собака охотится самостоятельно.

— Может быть и так, — ответил Лайза. — Послушаем еще.

После недолгой тишины в лесу послышался лай собаки, которая теперь явно была ближе, чем прежде.

— Это преследуют нас, — заявил Лайза.

— А откуда ты знаешь?

— Собака не так лает, когда охотится, — сказал Лайза, — это вой собаки, которая ищет своего хозяина. Проклятые изверги нашли ее на цепи у хижины беглого негра, и она их ведет по следу; если этот негр с нами, мы погибли.

— Да это же лай Фиделя, — с ужасом произнес Пьер Мюнье.

— Теперь узнаю, — сказал Лайза, — я слышал его еще вчера вечером: он выл, когда мы принесли вашего раненого сына в Моку.

— В самом деле, я забыл его взять с собой, когда мы уходили, и все же, если б это был Фидель, он прибежал бы, мне кажется, скорее. Слышишь, как медленно приближается его голос?

— Они его держат на поводке и следуют за ним; пес, быть может, ведет за собой целый полк; не надо обижаться на бедное животное, — с мрачной улыбкой добавил негр с Анжуана, — он не может идти быстрее, но будьте спокойны, он приведет их.

— Так что же нам делать? — спросил Пьер Мюнье.

— Если бы вас ожидало судно в Большом порту, до которого отсюда всего лишь восемь или десять льё, мы, надо сказать, еще успели бы туда. Но ведь у вас там нет никакой возможности для побега?

— Никакой!

— Тогда придется драться, и, если это возможно, — добавил негр мрачным голосом, — умереть, защищаясь.

— Стало быть, идем, — сказал Пьер Мюнье, обретя решимость, как только речь зашла о схватке. — Собака приведет их ко входу в пещеру, но внутрь они не пройдут.

— Верно, — ответил Лайза, — идите к укреплениям.

— А ты не пойдешь со мной?

— Я должен остаться здесь на несколько минут.

— А когда ты придешь?

— При первом выстреле я буду с вами.

Старик подал руку Лайзе (грозящая им опасность стерла между ними все различия) и, вскинув на плечо ружье, в сопровождении своих негров стремительно направился ко входу в пещеру.

Лайза провожал его взглядом до тех пор, пока он совсем не исчез во мраке; затем он вернулся к Антонио, которого негры по его приказу привязали к дереву.

— Теперь, малаец, — сказал он, — посчитаемся друг с другом.

— Посчитаемся? — произнес Антонио дрожащим голосом. — И чего же хочет Лайза от своего друга и брата?

— Я хочу, чтобы ты вспомнил о том, что было сказано на празднике Шахсей-Вахсей на берегу реки Латаний.

— Там говорилось много всего, и мой брат Лайза был очень красноречив, потому все с ним соглашались.

— Не вспомнишь ли ты самое главное — объявленный тогда заранее приговор предателям?

Антонио задрожал всем телом и, несмотря на медный цвет своего лица, побледнел, что можно было бы заметить, будь в это время светло.

— Кажется, мой брат утратил память? — грозным и в то же время насмешливым тоном продолжал Лайза. — Ну хорошо, я напомню ему; тогда условились, что если среди нас объявится изменник, то каждый из нас вправе убить его, предать мгновенной или медленной, легкой или страшной смерти. Точно ли я повторил слова клятвы, вспоминает ли их брат мой?

— Вспоминаю, — еле слышным голосом ответил Антонио.

— Тогда отвечай на мои вопросы, — приказал Лайза.

— Я не признаю за тобой право допрашивать меня, ты мне не судья! — воскликнул Антонио.

— Хорошо, тогда я буду допрашивать не тебя, — заявил Лайза.

И, обратившись к неграм, лежавшим вокруг него на земле, он произнес:

— Поднимитесь и отвечайте.

Негры повиновались, и десять или двенадцать человек молча построились полукругом перед деревом, к которому был привязан Антонио.

— Это рабы, — воскликнул предатель, — меня не могут судить рабы! Я не негр, я свободный; если я совершил преступление, меня должен судить суд, но не вы.

— Довольно, — произнес Лайза, — сначала судить тебя будем мы, а потом ты обратишься с жалобой к кому захочешь.

Антонио умолк; во время наступившей тишины, последовавшей за приказом Лайзы, раздался лай приближающейся собаки.

— Так как обвиняемый не желает отвечать, — обратился Лайза к неграм, окружившим Антонио, — вместо него будете отвечать вы… Кто донес губернатору о заговоре только потому, что вождем восстания был избран не он, а другой?

— Антонио Малаец, — глухо, но в один голос произнесли негры.