Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии

«Правильно, — сказала змея, — теперь посчитайте ваших хозяев и скажите, сколько их».

Звери посчитали обезьян и объявили:

«Их восемь тысяч».

«Так вы же дураки, — сказала змея, — что не уничтожили обезьян, ведь вас десять против одной».

Звери объединились, уничтожили обезьян и стали хозяевами острова. Лучшие фрукты предназначались им, лучшие поля, дома — им, обезьяны же стали рабами, а самок-обезьян они сделали своими любовницами…

Теперь понятно? — спросил Антонио.

Раздались громкие крики, возгласы «ура» и «браво». Антонио своей притчей произвел не меньшее впечатление, нежели консул Менений речью, произнесенной за две тысячи двести лет до того.

Лайза терпеливо ожидал, пока все успокоятся, затем с жестом, призывающим к тишине, произнес простые слова:

— Уже есть остров, где однажды рабы решили сбросить иго рабства; они объединились, подняли восстание и стали свободными. Ранее остров этот назывался Сан-Доминго, ныне он называется Гаити… Последуем их примеру, и мы будем свободными, как и они.

Вновь раздались громкие крики «ура» и «браво», хотя надо признаться, что эта речь была слишком простой и не вызвала того энтузиазма слушателей, каким сопровождалась речь Антонио. Тот это заметил, и в нем укрепилась надежда на успех в будущем.

Антонио подал знак, что хочет говорить, и все замолчали:

— Верно, Лайза говорит правду; я слышал, что за Африкой, далеко-далеко, там, где заходит солнце, есть большой остров, где все негры — короли. Однако как на моем острове, так и на острове Лайзы был избранный всеми вождь, но только один.

— Справедливо, — сказал Лайза, — Антонио прав, разделение власти ослабляет народ, я согласен с ним, вождь должен быть, но только один.

— А кто будет вождем? — спросил Антонио.

— Пусть решают те, кто здесь собрался, — ответил Лайза.

— Человек, достойный стать нашим вождем, — сказал Антонио, — должен уметь хитрости противопоставить хитрость, силе — силу, смелости — смелость.

— Согласен, — заметил Лайза.

— Нашим вождем достоин быть, — продолжал Антонио, — лишь такой человек, кто жил среди белых и среди черных, кто кровно связан с теми и другими, кто, будучи свободным, пожертвует своей свободой; это должен быть человек, имеющий хижину и поле и рискующий потерять их. Только такой достоин стать нашим вождем.

— Согласен, — промолвил Лайза.

— Я знаю лишь одного, кто нам подходит, — сказал Антонио.

— И я знаю, — заявил Лайза.

— Ты имеешь в виду себя? — спросил Антонио.

— Нет, — ответил Лайза.

— Ты согласен, что вождем должен быть я?

— Нет, и не ты.

— Кто же он тогда?! — вскричал Антонио.

— Да, кто же он? Где он? Пусть покажется! — закричали в один голос негры и индийцы.

Лайза трижды ударил в ладони — послышался топот лошади, и при первых лучах рождающегося дня все увидели появившегося из леса всадника — во весь опор он въехал в толпу людей и так резко остановил коня, что тот присел на задние ноги.

Лайза торжественно протянул руку в сторону прибывшего всадника и, обратившись к толпе негров, сказал:

— Вот ваш вождь.

— Жорж Мюнье! — воскликнули все десять тысяч повстанцев.

— Да, Жорж Мюнье! — провозгласил Лайза. — Вы потребовали вождя, который смог бы противопоставить хитрость хитрости, силу — силе, смелость — смелости, — вот он! Вы потребовали вождя, который жил среди белых и черных, который кровно связан с теми и другими, — вот он! Вы потребовали вождя свободного и готового пожертвовать своей свободой, имеющего хижину и поле и рискующего потерять их — он перед вами! Где вы будете искать другого? Где вы найдете такого же?

Антонио был в замешательстве; взоры всех присутствующих обратились к Жоржу, послышались громкие возгласы.

Жорж знал людей, с которыми он имел дело, и понимал, что ему надо прежде всего поразить их воображение, поэтому на нем был роскошный, вышитый золотом бурнус, под бурнусом надет был почетный кафтан, полученный от Ибрагима-паши, на кафтане блестели кресты Почетного легиона и Карла III. Его горячий и гордый конь Антрим, покрытый великолепной красной попоной, трепетал под своим всадником.

— Но кто нам за него поручится? — воскликнул Антонио.

— Я, — сказал Лайза.

— Жил ли он среди нас, знает ли он наши нужды?

— Нет, он не жил среди нас, он рос среди белых, изучал науки. Да, он хорошо знает наши нужды и наши желания, ведь у нас одна нужда и одно желание — свобода.

— Пусть тогда он начнет с того, что освободит триста своих рабов.

— Уже сделано, с сегодняшнего утра они свободны, — заявил Жорж.

— Да, да, это правда, мы свободны, господин Жорж освободил нас, — раздались громкие голоса в толпе.

— Но он дружит с белыми, — произнес Антонио.

— Я заявляю всем вам, — ответил Жорж, — что вчера я порвал с ними навсегда.

— Но он любит белую девушку, — возразил Антонио.

— И это еще одна победа для нас, цветных, — ответил Жорж, — ведь белая девушка любит меня.

— Но если ее предложат Жоржу в жены, — воскликнул Антонио, — он нас предаст и помирится с белыми!

— Если мне предложат ее в жены, я отвергну это предложение, — заявил Жорж. — Я желаю, чтоб она сама избрала меня в мужья и не нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь мне ее давал.