Жорж

Его имя было упомянуто в приказе по армии; он получил из рук герцога Ангулемского орден Почетного легиона, а из рук Фердинанда VII — крест Карла III. Целью его было получить знак отличия — он получил два. Честолюбивый молодой человек был на верху блаженства.

Тогда он подумал, что ему пора вернуться на Иль-де-Франс: все, о чем он мечтал, исполнилось, все, чего он добивался, было достигнуто, и больше ему нечего было делать в Европе. Борьба с цивилизацией кончилась, предстояла борьба с варварством. Эта исполненная гордости душа не согласилась бы истратить ради счастья в Европе силы, так бережно собранные для битвы в родном краю; все достигнутое им за последние десять лет было направлено к тому, чтобы превзойти своих соотечественников — мулатов и белых, и одному уничтожить предрассудок, на борьбу с которым до сих пор не решился ни один цветной. Ему не было дела до Европы и до ста пятидесяти миллионов ее населения, не было дела до Франции и тридцати трех миллионов ее жителей; ему безразлично было, правят там депутаты или министры, республика там или монархия. Всему остальному миру он предпочитал маленький уголок земли, затерянный на карте, как песчинка на дне моря. Этот уголок занимал его мысли: в этом краю ему предстояло совершить подвиг, решить великую задачу. У него было одно воспоминание — то, что пережито, и одна надежда — исполнить свой долг.

Между тем в Кадис зашел «Лестер». Фрегат направлялся на Иль-де-Франс, где должен был остаться на стоянке. Жорж попросил, чтобы его взяли на борт этого величественного корабля, и, будучи рекомендован капитану французскими и испанскими властями, получил разрешение. Подлинная причина проявленной к нему милости, надо сказать, заключалась в следующем: лорд Муррей узнал, что тот, кто просил разрешения плыть на «Лестере», был уроженец Иль-де-Франса; для лорда Муррея было вовсе не лишним, чтобы на одном корабле с ним плыл человек, который в течение перехода в четыре тысячи льё мог бы сообщить ему многие сведения политического или нравственного характера, столь важные для губернатора, приступающего к исполнению своих обязанностей.

Читатель видел, как постепенно сблизились Жорж и лорд Муррей и до какого уровня дошли их отношения, когда они ступили на берег в Порт-Луи.

Мы знаем также, как Жорж, хотя он и был почтительный и преданный сын, лишь после долгих испытаний, какие ему были привычны, позволил отцу узнать сына. Радость старика была тем сильнее, что он уже и не надеялся на возвращение сына; к тому же вернувшийся так непохож был на того, кого он ждал, что всю дорогу в Моку отец не сводил глаз с сына, а иногда, останавливаясь, так крепко прижимал его к сердцу, что Жорж, несмотря на умение владеть собой, чувствовал, как на глазах у него появляются слезы.

Через три часа они пришли на плантацию, но Телемах опередил их на четверть часа; поэтому Жорж и отец увидели негров, ожидавших их с радостью и вместе с тем со страхом: Жорж, которого они знали ребенком, стал теперь их новым хозяином, а каким хозяином он окажется?

Что означало для всех этих людей появление Жоржа? Счастье или беда ждет их в будущем? Казалось, все должно было сложиться хорошо. Жорж начал с того, что освободил их на два дня от работы. А так как далее следовало воскресенье, то впереди у них был трехдневный отдых.

Ему не терпелось осмотреть свои земли, чтобы самому понять, какое положение он может занять на острове, будучи их владельцем; наскоро пообедав, он обошел всю плантацию в сопровождении отца. Выгодная торговля и усердная и умело направляемая работа превратили ее в одну из лучших на острове. В центре имения стоял дом — простое и просторное здание, окруженное тройной цепью банановых, манговых и тамариндовых деревьев. От дома к дороге тянулась длинная аллея, обсаженная деревьями; задняя дверь дома вела в душистые фруктовые сады, где гранатовое дерево с махровыми цветами, лениво покачиваясь на ветру, ласкало своими ветвями то букет пурпурных апельсинов, то гроздь желтых бананов, нерешительно поднимаясь и опускаясь, словно пчела, порхающая между двумя цветками, словно душа, мечущаяся между двумя страстями. Далее, насколько охватывал глаз, расстилались огромные поля сахарного тростника и маиса, казалось изнемогавших под грузом урожая и умоляющих, чтобы их освободила рука сборщика.

Наконец они пришли к тому месту, которое на каждой плантации называется лагерем черных.

Посреди лагеря возвышалось большое здание, зимой служившее амбаром, а летом — танцевальным залом; оттуда доносились радостные крики и звуки тамбурина, тамтама и мальгашской арфы. Воспользовавшись тем, что их отпустили, негры тотчас же начали предаваться праздничным развлечениям; эти простые натуры не знают оттенков: легко переходят от трудов к удовольствиям и, танцуя, отдыхают от усталости. Жорж и его отец распахнули дверь и неожиданно появились среди них.