Жорж

Человек, одно слово которого произвело столь сильное впечатление на всех негров и, конечно же, на Антонио, был мужчина в расцвете лет, среднего роста, с мощными мускулами, свидетельствующими о колоссальной силе. Он стоял неподвижно, скрестив руки, и взгляд его глаз, полуприкрытых веками, как у дремлющего льва, был спокоен и властен. Видя, как все они, исполненные покорности, ждут слова или знака этого человека, можно было подумать, что это африканское племя ждет войну или мир от одного кивка своего вождя, но Лайза был всего лишь раб среди рабов.

Постояв несколько минут неподвижно как статуя, Лайза медленно поднял руку и протянул ее к Камбебе — тот все это время оставался подвешенным на веревке и смотрел молча, как другие, на разыгравшуюся только что сцену. Тукал тотчас опустил веревку, и обрадованный Камбеба очутился на земле. Первой его заботой было разыскать банан; но в сумятице, последовавшей за сценой, которую мы сейчас рассказали, банан исчез.

Во время этих поисков Лайза вышел, но вскоре вернулся, неся на плечах дикого кабана, и бросил его возле очага.

— Вот, друзья, я подумал о вас, берите и разделите на всех.

Этот щедрый подарок взволновал сердца негров, тронул в них самые чувствительные струны — аппетит и восторженность. Все окружили тушу и принялись, каждый на свой лад, выражать свой восторг.

— О, какой хороший ужин будет у нас сегодня, — сказал малабарец.

— Он черный, как мозамбикец, — сказал малагасиец.

— Он жирный, как малагасиец, — сказал мозамбикец.

Но, как легко представить, восхищение — чувство слишком возвышенное, и оно вскоре уступило место обыкновенному делу: в одно мгновение туша животного была разделана, часть мяса оставили на следующий день, а остальное разрезали на довольно тонкие ломти, которые положили на угли, и более толстые куски, которые стали жарить на огне.

Тут негры заняли свои прежние места, лица их повеселели: каждый предвкушал хороший ужин. Один Камбеба стоял в углу, печальный и одинокий.

— Что ты там делаешь, Камбеба? — спросил Лайза.

— Я ничего не делаю, папа Лайза, — грустно ответил Камбеба.

Как известно каждому, «папа» — это почетный титул у негров, и все негры плантации, от самого юного до самого старого, так называли Лайзу.

— Тебе все еще больно, ведь тебя повесили за пояс? — спросил негр.

— О нет, папа, я ведь не такой неженка.

— Так тебя что-нибудь огорчило?

На этот раз Камбеба молча кивнул в знак согласия.

— И что тебя огорчило? — спросил Лайза.

— Антонио взял мой банан, я украл его для своей больной жены, и ей теперь нечего есть.

— Ну, так дай ей кусок этого дикого кабана.

— Она не может есть мяса, не может, папа Лайза.

— Ну-ка! Кто здесь даст мне банан? — громко спросил Лайза.

Из-под золы чудесным образом была вытащена по крайней мере дюжина бананов. Лайза выбрал самый лучший и передал его Камбебе, тот схватил его и убежал, не успев даже поблагодарить. Повернувшись к Папаше, которому принадлежал этот банан, Лайза сказал:

— Ты не прогадаешь, Папаша: вместо банана получишь порцию мяса, предназначавшуюся Антонио.

— А я, — нагло спросил Антонио, — что получу я?

— Ты уже получил банан, ведь ты его украл у Камбебы.

— Но он пропал, — заявил Малаец.

— Это меня не касается, — сказал Лайза.

— Верно! — отозвались негры. — Краденое добро никогда не идет на пользу.

Малаец встал, злобно посмотрел на людей, которые только что одобряли его издевательства, а теперь согласились его наказать, и вышел из-под навеса.

— Брат, — сказал Лайзе Назим, — берегись, я его знаю, он сыграет с тобой дурную шутку.

— Позаботься о себе, Назим, напасть на меня он не осмелится.

— Ну хорошо! Значит, я буду охранять тебя, а ты меня, — сказал Назим. — Но сейчас дело не в этом, нам с тобой нужно поговорить наедине.

— Да, но не здесь.

— Давай выйдем.

— Чуть позже: как только все сядут ужинать, никто не обратит на нас внимания.

— Ты прав, брат.

И оба негра принялись тихо разговаривать о чем-то незначительном, но, как только ломтики мяса и филейные куски поджарились, они воспользовались суетой, которая всегда предшествует еде, приправленной хорошим аппетитом, и вышли один за другим, причем, как предвидел Лайза, никто, казалось, даже не заметил их исчезновения.

VIII ПРИГОТОВЛЕНИЯ БЕГЛОГО НЕГРА

Было около десяти часов вечера; безлунная ночь, как обычно в тропических странах в конце лета, сияла звездами; на небе можно было различить некоторые из созвездий: Малую Медведицу, Орион и Плеяды — знакомые нам с детства, но расположенные совсем не так, как мы привыкли их видеть, и поэтому европейцу даже трудно было бы их узнать; зато среди них блистал Южный Крест, невидимый в нашем северном полушарии. Безмолвие ночи нарушалось только шорохом, который издавали, грызя кору деревьев, многочисленные тенреки, населяющие районы Черной реки. Слышалось пение голубых славок, а также фонди-джала, этих малиновок и соловьев Мадагаскара, и почти неразличимый шелест уже высохшей травы, ломающейся под ногами двух братьев.