Жоржи Амаду. Капитаны песка

      Хромой вернулся в сад и снова растянулся на траве. Но теперь он не видел рисунки - перед его глазами стоял Гринго. Этому парню доставалось от Хромого, пожалуй, больше всех в банде. Родители у него были арабы, он говорил с ужасным акцентом, что давало Хромому пищу для бесчисленных злых шуток. Гринго не был сильным и не мог играть в банде сколь-нибудь значительной роли, хотя Педро Пуля и Профессор старались выдвинуть его: им нравилось, что среди капитанов есть иностранец или почти иностранец. Но Гринго довольствовался мелкими кражами, избегал рискованных дел. Мечты его не шли дальше лотка бродячего торговца, полного всякой мелочевкой, которую он станет продавать служанкам из богатых домов. Хромой буквально житья ему не давал, безжалостно высмеивая его акцент, его трусость. Но сейчас, лежа на мягком газоне перед богатым особняком, хорошо одетый, причесанный и надушенный, с книжкой в руках, он думал о том, что Гринго умирал от голода, пока он сытно ел и хорошо одевался. И не только один Гринго. В течение этих восьми дней все капитаны песка голодали, носили лохмотья, спали под дождем в складе или под причалом. А в это время он, Хромой, спал на мягкой постели, ел всякие деликатесы. Его даже целовали и называли сыном. Парень чувствовал себя предателем. Как тот докер, о котором если и говорили, то с презрением, и плевали на землю. Этот докер во время большой забастовки переметнулся на другую сторону, на сторону богачей: срывал забастовку, вербуя для работы в порту людей со стороны. И никогда больше никто в порту не подал ему руки, не назвал другом. Если для кого и делал исключение Хромой в своей ненависти, охватывавшей весь мир, то только для капитанов песка. Они были его товарищами, были такими же, как он, жертвами всех этих приличных господ. А сейчас он покидает их, переходит на сторону врага. Хромой резко поднялся - так эта мысль поразила его. Нет, он никогда не предаст их. Превыше всего для Хромого законы капитанов песка, законы товарищества. Тех, кто нарушал эти законы, изгоняли из банды, и ничего хорошего не ждало их в жизни. Но никто еще не совершал такого подлого предательства, какое задумал Хромой. И это для того, чтобы стать маменькиным сынком, одним из тех "воспитанных мальчиков", которые служили капитанам постоянным поводом для насмешек. Нет, он не станет предателем. Ему хватило бы трех дней, чтобы разузнать все, что нужно. Но еда, одежда, теплая постель и, самое главное, нежность доны Эстер задержали его на целую неделю. Его купили этой нежностью, как того докера - хозяйскими подачками. Нет, он ни за что не предаст капитанов. Но тут ему пришло в голову, не предает ли он тогда дону Эстер. Ведь она верит ему. В ее доме тоже есть закон: платить добром за добро. Он хочет нарушить этот закон, заплатить за добро злом. Хромой помнит, что раньше, исчезая из очередного дома, выбранного для налета, он испытывал безграничную радость. В этот раз ничего подобного не было. Нет, его ненависть не исчезла. Но она не распространялась на обитателей этого дома, потому что дона Эстер целовала его и называла сыном. В душе Хромого шла жестокая борьба. Ему очень хотелось остаться в этом доме навсегда. Но как же тогда капитаны? Ведь он один из них. Он всегда будет одним из них, потому что уже не сможет забыть, как издевались над ним в полиции, и как смеялся тот человек в жилете. И Хромой решился. Но не мог удержаться и с нежностью посмотрел на окна доны Эстер. Она наблюдала за ним и заметила, что он плачет:

      - Ты плачешь, мой мальчик? - дона Эстер исчезла из окна.

      Только теперь Хромой заметил, что он действительно плачет. Он вытер слезы и укусил себя за руку, чтобы успокоиться. Сеньора Эстер была уже рядом:

      - Ты плачешь, Августо?

      - Нет, сеньора, я не плачу.

      - Но я же вижу, что плачешь. Ну, скажи мне, что с тобой, что случилось? Наверное, о своей маме вспомнил?

      Дона Эстер села на скамейку и привлекла Хромого к своей материнской груди:

      - Не надо плакать. Ты же теперь наш любимый сынок, наш Августо. Я сделаю все, чтобы заменить тебе твою мать...(...а я сделаю все, чтобы заменить сына, которого вы потеряли, - хотелось ответить Хромому.)

      Дона Эстер целовала его залитое слезами лицо:

      - Ну, успокойся, а то я тоже заплачу.

      Тогда губы Хромого разомкнулись, и он зарыдал в голос, прижавшись к груди своей матери. И, позволяя обнимать и целовать себя, он думал о том, что собирается покинуть ее и, хуже того, обокрасть. Но, самое главное, он понимал, что обкрадывает прежде всего самого себя!

      Возможно, она никогда не узнает, что чувствовал он в эту минуту, как и того, что эти слезы были мольбой о прощении.

      События стали стремительно развиваться, так как сеньор Рауль должен был поехать в Рио по адвокатским делам, и Хромой решил, что лучшего случая капитанам не представится.