Жозеф Бальзамо. Том 1

— Он убил короля по несчастной случайности, государь, а господин Жан Дюбарри оскорбил дофину намеренно.

— А вы, принц, — произнес Людовик XV, повернувшись к дофину, — тоже просите казнить Жана?

— Нет, государь, я вовсе не желаю для него смертной казни; вашему величеству это известно, — кротко ответил дофин. — Я ограничился бы тем, что просил бы ваше величество о его изгнании.

Король содрогнулся.

— За ссору на постоялом дворе — в изгнание! Людовик, вы слишком строги, хоть и склонны к филантропии. Правда, вы не только филантроп, но и математик, а математики…

— Извольте докончить вашу мысль, ваше величество!

— Математики ради своей цифири готовы пожертвовать и вселенной.

— Государь, — произнес дофин, — я не питаю личной вражды к господину Дюбарри.

— К кому же тогда обращена ваша вражда?

— К обидчику ее величества дофины.

— Какой примерный супруг! — иронически воскликнул король. — К счастью, меня не так легко провести. Я вижу, что здесь на него нападают, а главное, вижу, на что меня хотят толкнуть с помощью всех этих преувеличений.

— Государь, — вступил г-н де Шуазель, — не думайте, будто мы преувеличиваем: весь свет возмущается подобной дерзостью.

— Весь свет! Вот еще одно чудовище, которого вы боитесь, вернее, пытаетесь запугать им меня. Разве я слушаю весь свет, когда он устами тысяч пасквилянтов, памфлетистов, куплетистов и интриганов твердит мне, что вокруг меня воровство, предательство, глумление? Бог свидетель, не слушаю. Пускай себе говорят, я только посмеиваюсь. Вот и делайте, как я, черт побери! Заткните уши, а когда ваш «весь свет» устанет кричать, он замолкнет. Ну вот, пожалуйста! Вы уже кланяетесь мне с недовольным видом. И Людовик надулся. Как странно, в самом деле: мне отказывают в том, что дозволено даже самому незначительному частному лицу, мне не дают жить по моему разумению; ненавидят все, что я люблю, любят все то, что мне ненавистно! Да в своем ли я уме? Властелин я или нет?

Дофин взял ножик и вернулся к часам.

Г-н де Шуазель поклонился так же, как в первый раз.

— Вот как! Вы мне не отвечаете. Ну, скажите же хоть что-нибудь, черт возьми! Вам что же, угодно, чтобы я умер с горя от ваших речей и от вашего молчания, от вашей дурацкой ненависти и дурацких страхов?

— Я не питаю ненависти к господину Дюбарри, государь, — с улыбкой произнес дофин.

— А я, государь, его не боюсь, — надменно изрек г-н де Шуазель.

— Да вы оба смутьяны! — вскричал король, впадая в притворный гнев, а сам между тем испытывая всего лишь досаду. — Вы хотите, чтобы обо мне судачила вся Европа, чтобы надо мной потешался мой кузен, прусский король, чтобы мой королевский двор на деле обратился в птичий двор, описанный этим наглецом Вольтером. Нет уж, так не будет. Нет, я не доставлю вам этой радости. У меня свое понятие о чести, и я буду заботиться о ней так, как считаю нужным.

— Государь, — сказал дофин со своей неисчерпаемой кротостью, уживавшейся с неизменной настойчивостью, — приношу извинения вашему величеству, но речь идет не о вашей чести, а о достоинстве ее высочества дофины, которой нанесли оскорбление.

— Его высочество прав, государь; одно слово из уст вашего величества, и больше никто не дерзнет на подобное.

— Да кому же дерзать? Никто ведь и не дерзал: Жан человек грубый, но вовсе не злой.

— Ладно, — произнес г-н де Шуазель, — отнесем этот случай на счет его грубости, ваше величество, но пускай он принесет господину де Таверне извинения за эту грубость.

— Я уже сказал вам, — вскричал Людовик XV, — что все это меня не касается; пускай Жан принесет свои извинения — если желает, а если не желает, пускай не приносит, это его дело.

— Если предоставить событиям развиваться своим ходом, пойдут толки, государь, — сказал г-н де Шуазель. — Имею честь предупредить об этом ваше величество.

— Тем лучше! — вспыхнул король. — И чем громче будут эти толки, тем плотнее я заткну уши, чтобы не слышать ваших глупостей.

— Итак, — с несокрушимым хладнокровием возразил г-н де Шуазель, — вы, ваше величество, разрешаете мне объявить во всеуслышание, что считаете господина Дюбарри правым?

— Да вы что! — возопил Людовик XV. — Да разве я могу судить, кто прав, кто виноват в деле, которое для меня чернее чернил! Решительно, вам угодно довести меня до крайности. Поберегитесь, герцог… Людовик, вам бы тоже следовало быть осторожней… Обдумайте то, что я вам сказал, а теперь я удаляюсь: я устал, я на исходе сил, я больше не выдержу. Прощайте, господа, я иду к дочерям, а потом еду в Марли, где, быть может, хоть немного поживу в покое, особенно если вы за мной не последуете.

Он уже шел к двери, когда она отворилась, и на пороге вырос придверник.

— Государь, — сказал он, — ее королевское высочество мадам Луиза ждет вас в галерее, дабы попрощаться с вашим величеством.

— Попрощаться? — изумленно воскликнул король. — Но куда же она едет?

— Ее высочество сказала, что ваше величество разрешили ей покинуть замок.

— Ну вот, опять происшествие! Теперь моя святоша что-то надумала. Право, я несчастнейший из людей!

И он вышел со всей поспешностью.