Камбасерес напрасно хлопочет! Император все уже решил — он разводится. Наследственная империя должна быть учреждена безотлагательно. Европа укрощена. Обескровленная Австрия, ставшая второстепенной державой, соглашается присоединиться к блокаде. Как раз в эту минуту французские мины взрывают бастионы Вены, и император Франц видит из окна, как громоздятся их обломки. Англия, потерпевшая неудачу на Валхерене[118]
, будет разбита. Рим скоро станет просто французской префектурой… «Он выглядел так, словно прогуливался в лучах своей славы», — скажет Камбасерес.Архиканцлер тут же делает несколько оговорок. Французы любят «добрую Жозефину», и развод явно будет непопулярен. Император собирается, конечно, жениться на какой-нибудь принцессе? В силу этого второй его брак усугубит настороженность народа. Наполеон взмахом руки отметает сентиментальные возражения. Когда он станет зятем царя или кесарей, французы смирятся — они славолюбивы. Тогда Камбасерес заводит речь о другой преграде: если император намерен вступить в новый брак и взять в жены принцессу перед алтарем, ему наверняка может помешать тайный брак, заключенный перед коронованием. Наполеон лишь пожимает плечами. Вынужденный брак! Заключенный втайне, без оглашения, без свидетелей! Уж не смеется ли над ним Камбасерес? Архиканцлер разъясняет свою точку зрения: только верховный первосвященник вправе расторгнуть брак монарха. А папа, хоть он сегодня и пленник Наполеона[119]
, ни за что не пойдет ни на какие уступки.Император начинает нервничать. Ладно, раз нельзя прибегнуть к его святейшеству, обойдутся без него — вот и все. Сочтем, что церковный суд парижского диоцеза компетентен в этом вопросе, и поручим дело ему. Разве он не полномочен судить о действительности или недействительности брачных союзов, заключенных перед алтарем? В данном случае духовные власти Парижа станут чинить императору не больше препятствий, чем любому частному лицу. Не так ли было в 1806, когда, после отказа папы, их попросили расторгнуть брак Жерома с Элизабет Патерсон?
Камбасерес обещает изучить вопрос. Время-то есть! Сначала нужен гражданский развод. Нужно вынудить Жозефину добровольно освободить место и пожертвовать собой во имя судеб Империи.
Едва разговор заканчивается, как во дворе останавливается карета. Наполеон выбегает навстречу. Нет, это не Жозефина, а ее дамы.
— А императрица? — спрашивает он.
— Ее величество будет здесь через четверть часа.
— Вот и хорошо, — бросает он отрывисто и уходит к себе в библиотеку.
Жозефина приезжает в шесть вечера, когда уже «совсем темно». На этот раз он не кидается ей навстречу. Ее тут же охватывает тревога. По выходе из кареты ей приходится пройти через весь первый этаж до библиотеки, где «работает его величество». Наполеон встречает ее такими словами:
— А, вот и вы, сударыня! Очень хорошо: я уже собирался в Сен-Клу.
Она пытается извиниться, но на глаза ей навертываются слезы, горло перехватывает. Он наверняка — теперь она в этом убеждена — принял решение.
Когда она добирается до своих апартаментов, ей становится еще хуже. Дверь между ее покоями и покоями мужа оказывается замурованной по приказу императора. По приказу, отданному в Шенбрунне! Однако Жозефина поспешно одевается и украшает себе волосы серебряными васильками и колосьями.
— Я ведь недолго возилась с туалетом, верно? — спрашивает она, входя в библиотеку, где император занимается сейчас с Монталиве[120]
и Декре[121].Наполеон смотрит на жену. Она не пожалела труда и в голубом атласном полонезе с лебяжьей оторочкой выглядит совершенно восхитительно. Тем не менее император не улыбается, встает, подает ей руку и ведет в столовую, бросив своим сотрудникам:
— Вернусь через пять минут.
— Но эти господа наверняка не обедали: они же приехали из Парижа, — вставляет Жозефина.
— Да, верно, — буркает он.
Но не успевает Наполеон сесть за стол, как, ни к чему не притронувшись, тут же вскакивает и возвращается в кабинет, увлекая за собой голодных министров.
Жозефина расспрашивает Боссе:
— Скажите, если знаете, почему заделан проход из моих покоев в покои императора?
Камергер не находит ответа, Жозефина смиряется, но все-таки не может удержаться, чтобы не заметить:
— Поверьте, за всем этим что-то кроется…
Следующие три недели — Наполеон с Жозефиной вернутся в Париж только 16 ноября — это начало крестного пути императрицы. Она заставляет себя сопровождать мужа на охоту. Зажмурив глаза, присутствует при добивании добычи, при истреблении кабанов, которому император предается с таким чрезмерным неистовством, словно пытается бежать от самого себя.
Вечерами она одна.