Император расцеловал внука Жозефины, младшего сына Людовика и Гортензии, гостившего у экс-императрицы. Они поговорили о королеве. Три месяца, проведенные в нидерландском некрополе, были ужасны для дочери Жозефины. «Одиночество в чужой стране леденило меня ужасом, — рассказывает несчастная. — Смерть, при мысли о которой я когда-то улыбалась и которую звала, теперь предстала передо мной в самом страшном своем облике. „Зачем я приехала сюда? — твердила я. — Как! Погибнуть вдали от родных, там, где ни одна дружеская рука не усладит мой последний миг, где я не смогу нежно проститься с теми, кого люблю? Зачем меня отпустили и как я могла решиться уехать?“ Я жила лишь одной мыслью — бежать из этой страны и вновь обрести свободу». Людовик не разговаривает с ней, ограничиваясь «Добрым утром» по утрам и «Доброй ночи» перед тем, как удалиться в свои покои. Поэтому 1 июня Гортензия навсегда покинула Амстердам и ускользнула на Пломбьерские воды. На этот раз Наполеон понял, что Людовик — тиран, и наконец дал согласие на раздельное жительство супругов. Через три недели он — и с каким бешенством! — узнает об отречении и бегстве брата.
— Мог ли я ожидать такого оскорбления от человека, которому заменил отца? — кричит он. — Я воспитывал его на свое грошовое жалованье артиллерийского лейтенанта, я делил с ним хлеб и единственный матрас на постели. Куда он уехал?
В Австрию, в Грац, где решил отдать свое королевство под покровительство царя. Но Наполеону плевать на братние планы. Через неделю он присоединит Голландское королевство к Франции и разделит на департаменты по французскому образцу. В ходе операции Гортензия, эта несчастная девочка, как выразился император, обретает свободу и два миллиона годового содержания, а также великое герцогство Берг для своего старшего сына. Все эти добрые вести она узнает в Пломбьере. Больше того, она получает там письмо от матери, приглашающей ее приехать в Экс-ле-Бен[144]
. А там будет г-жа де Суза и, главное, сын последней Флао.«Я миновала первую почтовую станцию, — рассказывает она, — когда заметила вдалеке двух всадников, галопом летевших мне навстречу. Когда голова занята одним предметом, нам кажется, что мы видим его повсюду. Поэтому, вглядевшись в одного из наездников, я воскликнула: „Угадала!“ Сердце мое отчаянно забилось, но я скрыла свое волнение, и на моем лице читалось только удивление, когда к моему экипажу приблизились гг. де Флао и де Пурталес, шталмейстер моей матери».
Жозефина, которая уже больше месяца в Эксе, сняла для дочери скромный дом под «четырехлопастной крышей из коричневой черепицы». На террасе выстроились горшки с цветами.
Бывшая императрица приехала сюда под именем «графини д'Арбер». С нею только ее дорогой Ланселот, г-жа д'Оденард и любовник последней шталмейстер Пурталес. «Любовь вчетвером», — съязвит граф де Клари[145]
. Жозефина проехала инкогнито через Лион, где отказалась принять жандармского полковника и заместителя мэра, а затем с двумя своими горничными и псом Аскеном поселилась в Эксе в доме Шевале, тут же получившем прозвище «дворец», поскольку она в нем живет. Она сняла также соседнее шале — там расположились Тюрпен и Пурталес в ожидании г-жи де Ремюза, которая вновь приступит к своим служебным обязанностям утром 29 июня.Жозефина счастлива: ни мундиров, ни визитов, ни этикета. Теперь она, как говорит Фредерик Массон, «уже не государыня, а просто дама, приехавшая на воды со своей обычной компанией». По утрам души, ванны и отдых, потом завтрак во «дворце». После полудня прогулка в коляске с императорскими гербами. В четыре, а иногда и в пять — возвращение. В шесть маленький двор обедает, потом опять прогулка. «В девять вечера, — сообщает мужу г-жа де Ремюза, — мы играем, потом немножко поем, а в одиннадцать ложимся. Вот видишь, какая у нас скромная упорядоченная жизнь».
Евгений с Августой в Женеве. Поэтому, несмотря на тропическую жару, Жозефина совершает краткую поездку на берега Лемана, но без Тюрпена. Что сказали бы ее сын и невестка, встретясь с камергером «на все про всё»?