Жребий

Нетудыхин оторопел: вдоль торгового ряда, навстречу Тимофею Сергеевичу, про-двигался Шорохов. Он был вместе с женой. Вера, как всегда, смотрелась безупречно ак-куратной и миловидной дамой. Шорохов, старший ее на добрый десяток лет, выглядел в сравнении с ней потертой промокашкой.

"Вот ведь как получается, — думал Тимофей Сергеевич. — На ловца и зверь бе-жит. Подойти бы сейчас к нему и плюнуть прямо в рожу. Молча. Ничего не объясняя. А нельзя: все еще зыбко. И его предательство надежно сокрыто в хранилищах КГБ."

Нетудыхин обошел их стороной. Черт с ним, с Шороховым. Поживем — посмот-рим. Говорят же, время все расставляет по своим местам.

Побродив по базару долгих два часа, он забрал в мастерской переделанные замки, купил Захаровне килограмм черешни и отправился домой.

От столкновения с Шороховым на душе было как-то гадко. Точнее, даже не столько от столкновения, сколько от собственного бессилия. Сотвори Шорохов такое в лагере, Тимофей Сергеевич не оставил бы на нем живого места и уж точно бы позабо-тился, чтобы эту суку опетушили. Но то были другие обстоятельства, другая жизнь. Се-годня же нужно было терпеть и молчать.

Захаровна от черешни пришла в восторг. Кузьма попробовал сначала и — выплю-нул: не собачья эта еда, не надо нас дурить. Хотя по вкусу эти красные кругляшки напо-минали конфеты. Потом он подобрал выплюнутую черешню и съел-таки.

Вообще, ничего. Шамать можно. Зря только костяшку туда подсунули. И упал на спину перед Нетудыхиным: давай, ладно, пойдет. Оказывается, вкусно.

— А-а, — сказал Тимофей Сергеевич, — то-то же!

— Ну да, — сказала Захаровна, — губа — не дура. Пошел отсюда, хитрюга!

Кузьма обиделся и залез под стул, на котором сидел Нетудыхин.

— Нехорошо, — сказал Тимофей Сергеевич. — Вы же сами сделали его гурманом — теперь ругаете.

— Жалко — свой же.

— Тем паче — обижаете несправедливо.

— Ну ладно, ладно. Извини, Кузя. Иди сюда, иди, моя родная морда!

Кузьма вылез из-под стула. Захаровна предложила ему черешню. Но Кузьма отка-зался. Зато у Тимофея Сергеевича взял.

— Ну, — сказала Захаровна, — не стервец, а?

— Умница! — сказал Нетудыхин. — И требует нормального к себе отношения. Собаки, как и люди, обиду чувствуют остро.

— Сейчас ты меня во всех грехах обвинишь.

— Это уже ревность в вас взыграла.

— Ничуть. Я давно знаю, что он тебя любит сильнее, чем меня. И очень этому ра-да.

Вообще-то, если Кузьма кого-то долгое время не принимал, — для Захаровны это служило знаком того, что человек этот дурен. И, как правило, ее предположение впо-следствии оправдывалось.

Меж тем поездка в Рощинск превратилась для Тимофея Сергеевича в целую про-блему. Поезда шли перегруженные. В предварительной кассе раньше, чем за десять дней билетов не выдавали. Но десять дней ожидания казались ему немыслимым сроком. До Рощинска было часов шесть-семь езды. Не попробовать ли ему добраться туда старым способом? Не может быть, чтобы ему не удалось уболтать какого-нибудь проводника.

Нетудыхин навел справки и выяснил, что удобней всего ему ехать в Рощинск по-ездом, прибывающим туда ранним утром.

Накануне отъезда заскочил в школу глянуть, все ли там в сохранности. Деньги оказались на месте. Подиум не тронут. За классной доской висела распятая на гвоздях бобина. Слава Богу!

Он сел за свой учительский стол и в раскаленной духоте класса — помещение вы-ходило на солнечную сторону — прислушался к себе. Что-то внутри его защемило. Не к новой ли беде?

Было слышно как этажом ниже стучат ремонтники. Прямо перед ним, на задней стене класса с чуть заметной плутоватой ухмылкой посматривал на него с портрета Го-голь. Что, брат, попался Сатане на крючок? Скверное твое дело, надо сказать…

Неожиданно Нетудыхину расхотелось ехать в Рощинск. Действительно, что его туда так тянет? Дорогие места детства? Кока? Забытая могила матери?.. Но он тут же встряхнулся и отбросил эти грустные мысли: ехать. Только ехать. Нельзя здесь сидеть сиднем и ждать, когда тебя опять загребут в КГБ. Надо думать, надо искать выход. Ах-риманов на проигрыше с портретом не успокоится.

Нетудыхин поднялся и походил по классу. "Ну и жара, задохнуться можно! Неу-жели и сентябрь такой в этом году будет?.."

На этот раз куда и на сколько он исчезает, Нетудыхин уведомил и Наташку, и За-харовну. Наталья Сергеевна вызвалась его проводить.

— Нет-нет, — сказал он нетерпеливо, — только не это. Я ужасно не люблю рас-ставаться.

Он говорил правду: прощание всегда было для него делом мучительным.

Вечером, нахально вскочив в отходящий поезд, он с трудом столковался с крик-ливой проводницей.

— Иди в конец вагона, — недовольно сказала она после долгих уговоров. — Там свободно одно боковое место. Но учти, если что, я тебя не пускала.

— Конечно, не пускала. Еле уговорил…

— Иди-иди, пока не передумала.

— Я понял, — сказал Нетудыхин. — Дорогой разберемся…

Поезд ритмично набирал скорость.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГАЛЕРНЫЕ ГРЕБЦЫ

Глава 24

Здравствуйте, это я!