Жребий брошен

– Особенно часто это бывает с трусами, которые ноют от царапины.

– Я что? Я – бобыль, никому не нужный… У моих родителей помимо меня да двух выданных сестер осталось дома три сына да дочерей не сочтешь сколько… они рады были сбыть меня с хлеба долой… Ты – другое дело… вспомни, господин, что ты – единственное сокровище у твоей мамы, вспомни, что ради одного тебя отец твой простил ее ветреность с Цезарем и снес дурную молву о ней; без тебя их любовь порвется…

– А мне какое дело?.. Если люди захотят ссориться, то никакие дети не помирят. У твоих родителей осьмнадцать человек детей, да мира-то никогда не бывало, – все ревнуют друг друга да дерутся из-за пустяков.

Чу!.. Церинт, трубы играют общий сбор к палатке императора… Забудь свою царапину и живо за мной!

Церинт, охая, поплелся за господином.

Глава VIII Голод. – Победить или умереть! – След Амариллы. – Разиня находит тетку

Время шло для римлян в постоянных переходах с места на место. Редко удавалось им отдохнуть хоть одни сутки. Гельветы, возгордившись победой, стали нападать на лагерь. Цезарь запрещал своим воинам вступать в битву с дикарями, довольствуясь одной обороной; он следовал за врагами шаг за шагом на расстоянии пяти-шести миль.

Лето подходило к концу, но жатва не созрела; был неурожай по случаю холодов. Войску римлян начал грозить голод. Гельветы увлекли Цезаря внутрь страны далеко от берегов Арара, и получать по этой реке хлеб из Женевы стало нельзя.

Цезарь требовал провианта от эдуев, но те со дня на день откладывали доставку под предлогом жатвы и молотьбы. В войске прошел слух о ненадежности этих союзников, будто эдуи во множестве толкутся при лагере только для шпионства и помех.

Цезарю удалось поссорить между собой самых влиятельных лиц этого племени – вергобрета Лискона и богача Думнорикса. Сойдясь у него на личную встречу, дикари перебранились до того, что Лискон прямо обвинил Думнорикса в измене.

С этого момента тактика Цезаря вступает в новую фазу под девизом:

– Разделяй и властвуй!

Он начал разузнавать о родстве и взаимоотношениях главных лиц всех племен Галлии, выискивая удобную арену для интриг.

Когда Думнорикса арестовали, за него заступился брат его Дивитиак, соперник Лискона по притязаниям на власть вергобрета эдуев.

Поощряя усердие своих сподвижников, Цезарь вел все важные переговоры с дикарями через Валерия Процилла, уже хорошо говорившего по-галльски. Через него Цезарь говорил с Дивитиаком, когда тот явился просить помилования Думнориксу.

Дивитиак, как истый дикарь, плакал и обнимал колена Цезаря, умоляя не отдавать его брата на суд партии Лискона. Цезарь ласкал и Дивитиака, и Лискона, не сводя их вместе и обещая одному спасение Думнорикса, а другому – его гибель, стараясь, чтобы затянувшийся гордиев узел не распутался без меча.

Между тем недостаток провианта ощущался все сильнее. Чтобы избегнуть голода, Цезарь решился на крайнюю меру – повел войско к городу эдуев Бибракту, чтобы миром или войной, но непременно достать провиант, не внимая больше никаким обещаниям дикарей.

Изменники дали знать об этом гельветам, и те решились воспрепятствовать римлянам идти к житницам. Видя их приготовления к битве, Цезарь принял этот вызов, потому что уклоняться от сражения было нельзя; приходилось победить или умереть с голода.

Произошла кровопролитная битва, в которой долго счастье улыбалось то одним, то другим; наконец, римляне уже под вечер прорвались к неприятельскому обозу, служившему гельветам вместо лагерных окопов, и взяли его.

Гельветы в числе ста тридцати тысяч человек ушли в область лингонов[35], покинув, между прочей добычей, знатных лиц, среди которых были дочь и сын Оргеторикса, схваченные гельветами как заложники, а теперь попавшие в плен к Цезарю. Церинт вышел невредимым из густой лютой сечи, куда увлек его пылкий Фабий, и нога его перестала болеть, потому что он перестал о ней думать.

– Уж именно Цезарева Фортуна! Что и говорить! – бормотал он после битвы, начиная понемногу поддаваться всеобщему очарованию личности императора.

– Я говорил тебе, что Фортуна Цезаря непобедима, – отозвался Фабий с восторгом.

Из Женевы за Рону перешла Беланда и ее отец Друз-аллоброг. Солдаты переправили хорошенькую маркитантку на галльской лодке, называемой беландой, и острили, что перевезли Беланду в беланде.

Церинт по-прежнему ухаживал за этой плутоватой девушкой, но без малейшего успеха. После победы над гельветами при бибрактской дороге, он, временно ненужный господину, вызвался стеречь пленных, которых наметил себе Друз, чтоб, купив у войскового квестора, перепродать потом с барышом или отпустить, взявши выкуп.

Церинт некоторое время расхаживал перед палаткой и скучал, досадуя, что Беланда не идет проведать свой живой товар. От скуки он зашел внутрь взглянуть на этих новых дикарей. Их было пятеро – два мальчика, две девушки и пожилая, но еще очень крепкая женщина.