Жребий No 241

Земство и всякие представительные собрания и организации, посягающие на вмешательство во власть, вызывали у природного самодержца такое же отвращение, как у деда военщина. Зато военным царь как раз благоволил, да и сам был целым полковником. История борьбы царя с земством и представительными органами, история его борьбы с Думой, могли бы заполнить целую комнату в подвале особняка Ипатьева в Екатеринбурге. А ведь земство, как опыт народного, достаточно представительного самоуправления, предшествовало опыту Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Доверься государь совету людей ему близких, разумных, зла ему не желавших, может быть и до Советов дело бы не дошло. Но царь, такой мягкий, добрый, чадолюбивый и незлобивый, был, к сожалению, и подозрителен, и упрям, и лукав. Важнейшие государственные вопросы, в первую очередь, рассматривались с точки зрения интересов семьи, и поэтому домашние мнения перевешивали, как правило, все прочие мнения. Весь Кабинет министров был за введение земцев в Государственный совет, хотя бы символически, один обер-прокурор Победоносцев был против, так царь не только поддержал этого кощея, но, чтобы провалить идею, привел на следующее заседание равных себе в родовитости и умственной силе дядю Владимира, дядю Алексея, дядю Сергея, величайших князей, семья встала стеной, и земцев к Госсовету не подпустили. Тема для диссертации: "Правление государством как семейный промысел".

Матушка царя, дочка Датского короля, Мария Федоровна, гневалась на членов Кабинета министров, пытавшихся примирить царя с мыслью о земстве: "Эти свиньи заставляют моего сына делать бог знает что..." Вот она - королевская кровь! Чтобы матушку не огорчать, делая "черт знает что", государь в один день подписал три взаимоисключающие документа по одному вопросу, о выборном представительстве. Следом за Высочайшим рескриптом подписывается Высочайший указ, покрываемый, в свою очередь, Высочайшим же манифестом, и весь вопрос с представительством подданных всего лишь в законосовещательных органах становится запутанным настолько, что решать, как действовать по рескрипту, указу или манифесту мог только сам государь, опираясь на волю и мудрость жены, свояченицы, дядей, теток, а потом еще и "Божьего человека из Тобольской губернии". И хотя свояченица неистово заклинала: "Мой милый Ники... Бог благословил тебя редким умом, так доверяй же своим собственным суждениям! И Он вразумит тебя быть жестким, и очень жестким!", - в конце концов, государь подпишет бумагу, подготовленную для него "свиньями", но на дворе уже будет полыхать революция, пока еще первая.

Почему так много именно о земстве? Да, дед был земским врачом, от земства строил больницу, видел в земцах своих товарищей, деятельно и бескорыстно служащих обойденным царской милостью гражданам.

А вот некоторые замечания деда по поводу положения солдат, казаков, нижних чинов, как их именуют в армии, обнаруживают его крайнюю наивность. Если бы он знал, к примеру, что треть личного состава крепости Кронштадт состояла даровой прислугой у офицеров и их семей, его не очень-то удивило бы обращение с нижними чинами как с вещью. Удастся ли ему постоять за бесправных, увидим, а пока ему самому приходится защищаться от господ с гипертрофией военной косточки.

А жизнь шла своим чередом. В Порт-Артур прибыл вице-адмирал Степан

Осипович Макаров, подавший записку накануне нападения японцев на порт-артурскую эскадру о необходимости принять срочные предупредительные меры. Попечитель морского министерства великий князь, генерал-адмирал Алексей Александрович резолюцию: "Хранить весьма секретно, копий не снимать" благословил и спрятал доклад под сукно. Предупредительные мероприятия могли быть "неправильно поняты японцами и стать поводом к нападению".

Выведенный из строя в первый день войны первоклассный броненосец "Ретвизан" сняли наконец с мели у входа в гавань и отвели на внутренний рейд. Пополнили список погибших кораблей подорвавшийся на своих же минах минный заградитель "Енисей" и героически дравшийся до последнего матроса эскадренный миноносец "Стерегущий".

Государем был принят шесть лет пробывший в ранге военного министра генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, отправляющийся на Дальний Восток, чтобы взять на себя командование армией. В последние годы на маневрах Куропаткин стяжал славу выдающегося военачальника.

Назначен новый военный министр В. В. Сахаров, тоже генерал-адъютант и тоже генерал от инфантерии. В министрах пробудет недолго, до ноября следующего года, японцев не победит, а голову сложит в Саратове, куда будет послан на усмирение крестьянских беспорядков.