Жребий. Рассказы о писателях

Смех лечит от предрассудков, от самовлюбленности уверенного в себе невежества и от множества других широко распространенных недугов и недомоганий. Это общеизвестно и многократно подтверждено, однако смеяться над людьми — где взять это право? Как найти в себе мужество — писать человеческую комедию, пройти эту школу человекознания, чтобы возомнить себя умнее всех и смеяться над всеми?

Отработаны разные способы, виды и жанры профилактики общественного сознания с помощью смеха. Одни пишут сатиру, едко высмеивают зло, в какие бы оно не рядилось одежды, другие иронически (или сардонически) насмехаются над бытовыми неурядицами, недостатками, злоупотреблениями в разных сферах. Для этого существуют капустники, «крокодилы», «ежи», «колючки», «шпильки», «слоны». Еще пишутся водевили и рассказываются анекдоты. Авторы этого рода сочинений убеждены в своем праве изобличать и высмеивать, поскольку обличаемые ими пороки и недостатки самоочевидны.

«Ежи» и «колючки» — необязательно литература и искусство. Конечно, тут бывает и взаимопроникновения однако, насколько я помню, Голявкин редко печатал рассказы в сатирико-юмористических разделах журналов и сборниках. Голявкинский смех служит не столько обличению, сколько «распрямлению стана», духовному раскрепощению. Его человекознание, дающее право на «человеческую комедию», основано на углубленном познании. К рассказам Голявкина вполне бы можно ставить эпиграфом строки Гоголя: «Чему смеетесь? — Над собой смеетесь!..»

Голявкин потому так легко, так беззлобно, так вкусно смеется над человеческими слабостями и странностями, что умеет вглядеться в себя самого, проверить очередной свой сюжет на собственном опыте, заглянуть к себе в душу — и посмешить почтенную публику, не возвышаясь над ней в качестве всезнающего творца, но и нимало не унижаясь, не панибратствуя с ней, не применяясь к ее языку и вкусам.

Рассказы Голявкина при всей необычности их формы, при склонности автора к эксперименту не только над словом, но и над смыслом, к гротеску, фантасмагории, эдакому сюрреальному повороту, свободны от какого-либо снобизма, они в лучшем смысле демократичны. И если в рассказе «В гостях у соседа» разъевшийся домашний кот попивает пиво и приговаривает: «Бывает, бывает...», то это в порядке вещей для Голявкина, для выработанной им художественной системы отображения действительности. Ведь разговаривал же крокодил у Ф. М. Достоевского, и это тоже было в порядке вещей для «фантастического реализма» Достоевского.

То, что обывателю представляется «нормальным» в его быту, в житейской возне, в потугах не отстать от космических скоростей века, может показаться художнику не менее фантастическим, чем говорящий кот или боксирующий попугай. Что поделать — у художника несколько иной угол зрения, чем у обывателя...

«Сосед», в гостях у которого происходит действие рассказа, решительно озверел, свихнулся на «квартирном вопросе». Да разве только этот «сосед»? Многое множество горожан «чокнулось» в потугах усовершенствовать и приумножить свое жилище. Голявкин типизирует своего героя и, типизируя, заостряет образ или, как говорят теперь, «остраняет», выводит за рамки бытового подобия, привносит в повествование элемент фантастики так, чтоб стало не только смешно, но и, может быть, чуточку страшно.

«Человеческая комедия» Виктора Голявкина сплетена из очень забавных историй, комического в ней хоть отбавляй. Но в то же время она и очень серьезна. Комическое, смешное в рассказах Голявкина то и дело соприкасается с трагическим, грустным, как это бывает в жизни — и в настоящей литературе. Жизнь каждого человека конечна, и каждому предстоит потерять самых близких ему людей. И сколько ни потешайся над слабостями того или иного индивида, если ты настоящий писатель, 10 До, помнить об этом...

Есть у Голявкина рассказ: «Бочка с творогом, кот в мешке и голуби». Пересказать его, как и любой другой голявкинский рассказ, очень трудно. Но это довольно-таки длинный, по меркам Голявкина, рассказ. Суть его такова.

Жил некто по имени Толя. Он ездил на машине шофером и был хороший шофер. Однажды его любимая дочь попала под машину, погибла. Толя похоронил свою дочь, страшно загрустил, ездить на машине больнее не мог, и пошел работать грузчиком в магазин. Здесь он стал выпивать. Хмель и физическая усталость помогали ему забыться в горе. Однажды он выгружал из машины бочку с творогом. В это время вдруг появился откуда-то вроде знакомый ему человек. Человек этот стал подбивать Толю бросить тяжелую работу и заняться легким прибыльным делом, которым он занимался сам. Дело состояло в том, что он ловил кошек и сдавал их за сходную плату в такое место, где кошек брали для науки. Вдруг Толя не рассчитал свои силы, выпустил из рук бочку, творог выпал на землю, голуби слетелись его клевать, Толя не растерялся, не огорчился, наоборот, он почувствовал как будто прилив новых сил. И тут он вспомнил, где видел этого человека: человек зарывал в землю его дочь, он был могильщик.