Жребий судьбы

— Ведь и ты ему не доверяешь. — На лице отразилось отвращение, смешанное с долей разочарования. — Он полон амбиций. Я для него — не более чем способ их достижения. Ну и грелка для постели, — с горечью добавил Рогир. — Он любит обсуждать политику, сплетничать о том, кого и с кем застукали со спущенными штанами. Вот и все наши разговоры. Хвала Вересу, я знаю, какие позы ему нравятся и что он ждет от меня в постели, но я совершенно не представляю, чем он увлекается вне спальни. Музыка, книги, театр, игры… есть ли у него какие-нибудь интересы; да и мои ему не нужны. Единственное, что Тирд, очевидно, ценит, кроме нашего телесного слияния, — власть. — Он вздохнул. — Я не могу полюбить его, но, по крайней мере, надеялся, что мы могли стать друзьями. Тщетная и глупая надежда. Глядя на него, мне страшно за наших детей. Вот я и ищу общества Лассена. Лучше бы он родил мне наследников. Тогда у них не было бы недостатка в любви и заботе.

Мысли о наложнике настолько смягчили черты Рогира, что любой, кто его не знал, поразился бы такому внезапному преображению. Лассен доказал, что в эти трудные времена он для ардана — настоящее утешение, гораздо большее, чем просто кровать и секс.

* * * *

— Да что он такого умеет, чего я не могу? — Тирд гневно выплескивал свое возмущение родителю в его последний вечер в Рикаре. — Десять лет удовлетворял Рогира, а с виду — прямо девственник почище храмового служки! Ханжа! Видели бы вы, как он краснеет, когда при нем обсуждают непристойные истории и сальные шутки. Куда такому до меня в постели?

Имкаэль уставился на своего сына. Хоть он понимал, что король печется о своем любовнике гораздо больше, чем следует, Верес не должен допустить, чтобы это была любовь. Ведь официальный партнер Рогира все же Тирд, и, по мнению Имкаэля, тому надо не теряя времени подыскать хорошую возможность выгнать соперника.

— Королю нравится не только его тело, — назидательно проговорил он. — Думаю, ты и так это знаешь.

Тирд поднял брови:

— Само собой разумеется, Рогир заботится о нем. Но только из благодарности за годы, что он провел в качестве наложника. Вон и с лакеем то же самое — как там его зовут? А, неважно. Но я действительно должен найти способ удалить старого хрыча. Он бесполезен и только занимает место, более подходящее для кого-нибудь помоложе и покрепче.

Жозель служил Эссендри почти всю жизнь. Имкаэль нахмурился. Его неприятно кольнуло, что пожилого дейра принизили.

— Не смей так говорить, — упрекнул он Тирда. — Жозель всегда был верен нашей семье.

Тот пожал плечами:

— Простите меня за опрометчивые слова, но я плохо чувствую его хваленую лояльность. Он служит не мне, а скорее этой подстилке. Рогир отказывается назначать его в мой штат.

— Ничего удивительного, — резко ответил Имкаэль. — Король не позволит, чтобы наложник ощущал себя покинутым, и не станет устранять тех, кто ему дорог.

— Дорог?! — вскричал Тирд. — Простой лакей? Это чтобы подчеркнуть, что он тоже из черни, да?

Имкаэль уже собирался возразить, что Лассена никак нельзя упрекнуть в плебейском происхождении, но одернул себя. Да, любовник племянника ему не нравился, и он сам часто использовал подобные аргументы в своих тирадах, когда намеревался того оскорбить, но вовсе не думал, что Идана занимают недостойное социальное положение. Тирд, однако, выразился так, будто искренне относит мелкопоместное дворянство к самому низкому социальному классу. Неужели сын так невежественен, что даже не знаком с многослойной структурой общества Иландра? Или просто игнорирует?

Имкаэль отмел тревожную мысль и заявил:

— Советую не упоминать об этом в присутствии Рогира, если не хочешь лишиться его благосклонности.

Неожиданный холодок пополз по позвоночнику геруна, когда в ответ послышался лишь заливистый хохот.

* * * *

Губы томительно забавлялись, скользя вдоль горла, линии подбородка; Лассен то постанывал, то хныкал. Потом начал потихоньку двигать бедрами. Восхитительное напряжение внизу живота усиливалось, брюки давили на возбужденное естество. Мгновение спустя о его пах потерлось что-то столь же твердое, и он застонал от удовольствия и легкого разочарования. Заглянул в мерцающие сладострастием и озорством сумеречно-серые глаза.

— Мучитель, — пробормотал Лассен, жалея, что не может поторопить Рогира. С руками, привязанными к крепкой ножке кресла у камина, он не располагал активными методами убеждения.

По комнате плясали отблески янтарных языков пламени, рассеивая пронизывающий холод, захвативший северный Иландр в середине зимы, ледяной пол покрывали толстые шкуры. В теплом золотом свете Рогир казался изваянием языческого божества из древних легенд о давно исчезнувших предках — прекрасный, сильный, полный соблазна, который не поддавался словесному описанию. Лассен всхлипнул, зрелище настолько поразило воображение, что тело немедленно отреагировало.