Жребий вечности

– Лично я в колдовстве никогда замечен не был, тем не менее давно заподозрил, что из любого германского ракетчика получился бы неплохой инквизитор. Притом, что ракетчики они так себе. Уж извините, господин суеверный Ракетный Барон.

14

Вспоминать подробности всей той операции по затоплению сокровищ оберштурмбаннфюреру не хотелось. Тем более что в памяти она осталась как ночь сплошных кошмаров. Началось с того, что один из контейнеров матросы чуть было не уронили за борт еще во время погрузки на плот. Затем плот едва не подорвался на всплывшей у места захоронения мине. А закончилось тем, что во время выгрузки шестого контейнера фон Шмидт и еще один эсэсовец оказались за бортом. Того, второго, моряки так и не сумели спасти.

Но самое страшное ожидало оберштурмбаннфюрера, когда он вернулся в Берлин. Дело в том, что, прежде чем попасть к рейхсфюреру Гиммлеру, он оказался в кабинете Кальтенбруннера. И вот тут-то все и началось. Узнав о поспешном затоплении драгоценностей – без разрешения из Берлина, без попытки спрятать их на берегу, – начальник полиции безопасности и службы безопасности СД так рассвирепел, что чуть было не пристрелил его прямо в своем кабинете.

– Сколько часов после этого вашего акта трусости линкор «Барбаросса» продержался на плаву? – с ледяной вежливостью поинтересовался затем Гиммлер, когда фон Шмидт попал к нему на прием, уже не столько для доклада, сколько в поисках спасения. Ибо не было уверенности, что Кальтенбруннер оставит его в покое, а не загонит в концлагерь.

– Еще около трех часов. Но, понимаете…

– Сколько?! – поползли вверх брови Гиммлера.

– Около трех, господин рейхсфюрер. Удивив своей плавучестью даже… командора.

На самом деле агония корабля продолжалась не менее четырех часов, просто Шмидту страшно было вымолвить эту цифру.

– И теперь прикажете нам обшаривать морское дно вдоль всего северного побережья Корсики?

– У меня есть карта. И надежные приметы. Очень надежные. Утром британцы могли потопить «Барбароссу» или высадить десант. Наш, германский, катер наткнулся на нас совершенно случайно. Затем уже подошел итальянский торговый корабль. Если бы итальянцы узнали о контейнерах с драгоценностями, то еще неизвестно, как бы они повели себя.

Несколько минут Гиммлер зловеще молчал. Он сидел за столом, угрюмо подперев кулаками виски, и глядел куда-то в пространство мимо оберштурмбаннфюрера. Казалось, он вот-вот взорвется ревом отчаяния…

– У кого находится карта? – устало спросил Гиммлер, не поднимая глаз и не меняя позы.

– У меня.

– А еще?

– У фельдмаршала Роммеля.

– Еще?

– Больше ни у кого.

– Слишком уверенно заявляете это.

– Карты было две: у меня и подполковника Крона, которая теперь перекочевала к Роммелю. Но особые приметы знаю только я. Крон не был со мной на плоту.

– Существенно, – признал рейхсфюрер. – О копии позаботились?

– Так точно.

– Она должна находиться у меня.

Барон предвидел такой исход, извлек из кармана копию и положил на стол перед рейхсфюрером. Но приметы…

– Приметы вы укажете лично, – подарил ему индульгенцию на бессмертие рейхсфюрер. – Я распоряжусь, чтобы ни в коем случае на фронт вас не направляли. Но вы должны знать, я рассчитываю на вас.

…После африканского рейса и встречи с Гиммлером: прошло более года. Порой Шмидту казалось, что в пылу военной горячки в рейхсканцелярии и СД давно позабыли и о нем, и о сокровищах. Служить ему теперь выпало начальником штаба полка ваффен СС, расквартированного почти на самой бывшей границе с Данией, под Фленсбургом, и, поскольку командира полка вскоре должны были отозвать в Берлин, Шмидт всерьез рассчитывал на повышение. И вдруг этот вызов в Главное управление имперской безопасности.

Если, вслед за похищением Муссолини, первый диверсант рейха решит похитить под носом у союзников контейнеры с африканскими сокровищами и прикажет ему, барону фон Шмидту, возглавить поисковый отряд – это окажется лучшим, спасительным вариантом исхода их встречи. Так что остается молить богов.

«Но если Скорцени намерен всего лишь заполучить карту, то он ее не получит, – решил для себя оберштурмбаннфюрер. Он четко выполнил приказ Гиммлера: «На вашей карте вы укажете все мыслимые ориентиры и тотчас же спрячете ее. Спрячете так, чтобы о месте знали только вы и я. Вы – и я. И никто больше. Ни под каким предлогом. Это мой приказ, оберштурмбаннфюрер».

Он, конечно, с удовольствием отдал бы эту карту Гиммлеру и таким образом избавился бы от одной из самых драгоценных тайн рейха, хранить которую с приближением мира становится все опаснее. Но пока что рейхсфюрер не потребовал этого. Скорцени, конечно, может получить копию карты от Крона или, точнее, уже от Роммеля. Но, увы, без ориентиров.

– Берлин! – объявил проводник, как только поезд приблизился к столичному перрону.

«Берлин… Карта… Дерьмо! – молвил про себя, словно заклинание, фон Шмидт. – Главное – уцелеть. После войны я сумею извлечь эти драгоценности без каких-либо карт. Со дна… Без какого-либо снаряжения… На ощупь!»

15