Жребий вечности

– Нужны верные приметы. Вы собираетесь снаряжать экспедицию? Готов выступить вместе с вами.

– Каковой вы себе представляете эту экспедицию в наше время? Для кого, спрашивается, мы будем извлекать африканские сокровища? Собственно, мне нужна сейчас не карта, а гарантия того, что не будут утеряны ориентиры клада. Поэтому завтра же вы отправитесь в Берхтесгаден и до конца войны, до моего особого приказа, будете оставаться в районе Альпийской крепости. – Шмидт хотел что-то возразить, но Скорцени упредил его: – Приказ о назначении вы получите завтра же, не покидая не только Берлина, но и стен этой квартиры. Там, в Альпийской крепости, вы тоже будете находиться в строго отведенном вам месте службы, под моим личным присмотром.

– Стоит ли прибегать к подобным мерам?

– Еще как стоит. Теперь вы сами превратились в одну из африканских жемчужин, оберштурмбаннфюрер. И не стану утверждать, что завидую вам по этому поводу.

Широкоскулое шелушащееся лицо Шмидта покрылось густой сетью багровых капилляров и окаменело.

– Отныне вы будете выполнять мои приказы. Только мои, – внушающе молвил первый диверсант рейха. – И никаких псалмопений по этому поводу, барон, никаких псалмопений!

19

В мрачноватом переходе, соединяющем ту часть дворца, где теснились небольшие комнатки для гостей, с Рыцарским залом, Гитлер неожиданно придержал Скорцени за локоть и оттеснил к бойнице. Личный адъютант фюрера Юлиус Шауб понял, что шеф желает говорить без него, молча миновал их и остановился в конце коридора, напротив грозной статуи средневекового рыцаря, с ног до головы облаченного в боевые доспехи, словно он только что вернулся из Крестового похода.

– Скорцени, советуюсь именно с вами, поскольку безгранично доверяю вам.

– И вы можете доверять мне всегда, – пророкотал своим клокочущим басом первый диверсант рейха. Фюрер уже привык к немногословию Скорцени, равно как и к независимой уверенности шефа диверсантов в своем слове и себе.

– Вам прекрасно известно, что у меня уже есть один двойник. Однако я крайне редко прибегаю к его услугам.

– Мне известно это, мой фюрер.

– Я хочу, чтобы появление второго двойника, Манфреда Зомбарта, как можно дольше оставалось в тайне. Понятно, что какой-то круг известных вам лиц причастен к его появлению. Однако отныне этот круг следует максимально сузить, а двойника предать временному забвению. Особо говорливых убедить в том, что излишняя словоохотливость не пойдет им на пользу.

– Думаю, мне удастся убедить их в этом. Сам Зомбарт исчезнет, словно его никогда и не существовало. Точно так же, как исчезнет большинство людей, которые были свидетелями его появления.

Фюрер вопросительно взглянул на Скорцени своими ничего не выражающими белесо-слезливыми глазами. Он сильно сдал, щеки отвисли, темные мешочные круги приобрели еще более мрачный и зловещий оттенок. Фюрер катастрофически, убийственно старел, и Скорцени опасался, что на фоне этого схождения в старчество Великий Зомби очень скоро будет выглядеть куда более убедительнее и свежее, нежели его оригинал.

– Обиталищем Имперской Тени по-прежнему будет замок Вольфбург?

– Как вы сказали? Имперской Тени?

– Будем считать это его псевдонимом.

– Имперская Тень, – с угрюмой задумчивостью повторил фюрер и, подойдя к бойнице, несколько минут созерцал открывающийся внизу лесной массив, тут и там расцвеченный буроватыми вершинами скал, служивших как бы предвестниками тех гор, гряда которых подпирала небо на далеком, подернутом дымкой горизонте.

Скорцени терпеливо ждал, когда фюрер оформит свои чувства в какую-либо мысль. Для него важно было, чтобы Гитлер сам раскрыл планы относительно Манфреда Зомбарта, на подготовку которого ушло столько усилий. Но фюрер еще дважды, как бы про себя, повторил: «Имперская Тень. Да, это действительно Имперская Тень…», – и вновь умолк.

– Однако резиденцией вашего двойника мы по-прежнему можем считать этот замок? – уже более решительно напомнил о себе Скорцени.

– Возможно, и моей – тоже. Если на фронтах все будет складываться таким образом, как сейчас, вы понимаете, о чем я говорю… То не исключено, что нам и в самом деле придется стянуть наиболее боеспособные, отборные части вермахта и СС сюда, в Альпийскую крепость, тот последний бастион, с которого ни один национал-социалист, ни один истинный германец уже не позволит себе отступить.

– То есть какое-то время Имперская Тень может оставаться здесь, заставляя противника гадать, где же пребывает настоящий фюрер: в Вольфбурге или Вольфшанце?

– Когда я окончательно решу, что должен осуществлять руководство страной и армией, находясь в Альпийской крепости, он останется в Вольфшанце. А моя ставка будет здесь или в Бергхофе. Вы не согласны с этим, Скорцени? – неожиданно спросил фюрер, настороженно глядя на обер-диверсанта СС.

«Неужели настолько сильна теперь оппозиция фюреру в Генеральном штабе и в его ближайшем окружении, что он уже не уверен ни в одном своем шаге? – мелькнуло в сознании Отто. – Да, похоже, они попросту издергали его своими заговорами, упреками и фельдмаршальскими амбициями».