– Тебе страшно? Ты еще способен чего-то пугаться в этом мире, Могильщик? – Обычно капитан избегал его клички. Он делал это из деликатности. Но всякий раз, когда бывшему студенту Римского университета, а затем работнику похоронного бюро и безутешному нимфоману требовалось напомнить, кто он теперь, до какой низости докатился…
– Еще способен, Покровитель, – смиренно признал Карло.
– Тогда придется напомнить отцу Евгении, той девицы, над трупом которой ты поизмывался, что глава одной из сицилийских «семей» так и не выполнил условия контракта. Мафиози не имели права сразу же убивать тебя, однако же тем более не имели права упустить тебя.
– Не надо об этом, – нервно помахал руками Могильщик, словно пытался развеять кошмарное видение. Все было изжеванным на этом человечке – костюмчик, галстук, распаханное морщинами лицо, добрую половину которого прикрывала пола грязной изжеванной шляпы, и такая же изжеванная душа.
– Отец Евгении уплатил мафиози немалые деньги за то, чтобы они не убивали тебя, а каждую ночь тащили на то самое кладбище, на котором похоронили оскверненный труп его дочери, насиловали тебя рядом с ее могилой…
– Не надо об этом, Покровитель! – дрожащими руками тянулся к капитану Могильщик. Он все способен был выслушать, любые воспоминания пережить… Он не знал отвращения, когда насиловал мертвых женщин, не знал ни страха, ни сожаления, когда убивал мужчин или закапывал свои жертвы живыми… Единственное, чем можно достать до глубины его растленной, как труп на третьем месяце захоронения, души, – было напоминание о казни, которую, по настоянию отца Евгении, устроили ему люди одного из сицилийских донов. – Ради Христа Спасителя, не надо…
– …Чтобы они насиловали тебя рядом с могилой, избивали и связанного швыряли в одну из полураскрытых могил. Откуда ранним утром тебя извлекали кладбищенские сторожа. Которым тоже было уплачено. И так должно было происходить каждый месяц. Двенадцать раз в году. До тех пор, пока не сойдешь с ума или не покончишь жизнь самоубийством. Не помнишь, на какое количество подобных кладбищенских развлечений тебя хватило?
Могильщик что-то промычал в ответ и покаянно покрутил головой.
– Я спрашиваю, на сколько тебя хватило?
– На шесть.
– Вот именно, всего на шесть. Когда настал черед седьмого изнасилования, ты полез в петлю. И спас тебя дворник, мой давнишний агент. То есть, по существу, спас я. Ибо он всего лишь извлек тебя из петли. Продолжать?
– Я ведь всегда оставался преданным вам, Покровитель, – взмолился Карло.
– В таком случае вернемся к лейтенанту Конченцо. Где он укрывался?
– В моей пещере, в саду.
– Где он сейчас?
– Там же.
– Жив?
– У него было очень слабое сердце.
– Тогда какого черта насилуешь меня молчанием? Я ведь не Евгения, царство ей небесное.
– Видите ли, Покровитель, я не думал, что вы появитесь здесь прежде, чем настанет закат.
– Но я уже здесь. Идем, покажешь.
– Не надо, Покровитель. Он убит. Разве я когда-либо обманывал вас?
– Не вижу причин, которые помешали бы тебе показать труп. Я должен быть уверен. За тем, что мы с тобой затеваем, Могильщик, стоит огромное состояние. Не пройдет и года, как мы можем оказаться сказочно богатыми, словно персидские шейхи. Но для этого нужно… Постой, – вдруг схватился за голову капитан. – Прежде чем убить лейтенанта, мы должны были выведать у него фамилию того офицера СС, который командовал отрядом охраны. Я ведь просил тебя об этом.
– Имя офицера – Фридрих Шмидт. Оберштурмбаннфюрер СС барон Шмидт.
– Точно?
– Конченцо называл мне это имя несколько раз, под пытками. Не думаю, чтобы он лгал. Имя – взамен жизни. Мертвым сокровища не нужны.
В порыве благодарности Пореччи захватил Могильщика за шею и почти с нежностью потрепал. Никогда еще он не был так признателен ему.
– Мертвым они не нужны, Карло, ты прав. Но мы-то с тобой пока еще живы. Итак, где он?
Могильщик вновь пытался отговорить капитана, но тот вышел из дому и направился по проложенной посреди кустарника тропе к небольшой скале, виднеющейся на краю сада, над подступающим к берегу моря обрывом. Там он отодвинул высокий камень и с трудом протиснулся в открывшуюся нишу. Фонарь, как всегда, стоял в нише. Зажигая его, Пореччи ощутил позади себя дыхание Могильщика и поневоле съежился. Ему вдруг показалось, что тот вот-вот набросится сзади.
– По-моему, ты слишком нервничаешь, Карло.
– Меня обижает ваше недоверие.
– Какие страсти! Меня тоже обижает, когда кто-то пытается подозревать меня в том, что могу быть доверчивым. Если такое со мной и случается, то крайне редко.
Вообще-то пещера была больше приспособлена для спасения, нежели для убийств. Могильщик выдолбил и оборудовал ее на тот случай, когда ему или Пореччи придется какое-то время скрываться. Она была двухэтажной, и тот, кто проникал на ее первый этаж, вряд ли мог догадываться, что часть стены отодвигалась, открывая тайный ход.