Жребий вечности

– Извините, мой фюрер, с вашего позволения, я оставлю вас, – произнес начальник диверсионной службы СД не столько потому, что страстно желал удалиться – наоборот, ему интересно было наблюдать это мистическое рандеву, – сколько из стремления отвлечь Гитлера от его еще толком не осознанного порыва.

«А ведь, представ перед своим двойником, – молвил себе при этом Скорцени, – ты точно так же рванулся бы за оружием. Только уже никто не сумел бы остановить тебя».

– В этом нет необходимости, – Отто не сразу сообразил, что произнес это – жестко, пренебрежительно – не Гитлер, а Зомбарт. – Оставайтесь, господин Скорцени. Разговор у нас недолгий.

«Единственная его ошибка… – успел подметить Скорцени, – обращаясь ко мне, фюрер обычно избегал слова “господин”. Но дело не в мелких проколах. Как он играет, стервец! Ни на одной из репетиций – ничего подобного! Что на него подействовало? Слишком уверовал в обреченность, а потому решил идти напропалую?»

Первый диверсант рейха подчинился не ему, а собственному любопытству. Однако дальше уже ничего не происходило. Еще несколько мгновений фюрер удивленно всматривался в «самого себя», затем перевел взгляд на Скорцени. «Сделай так, чтобы этот оборотень исчез! Навсегда!» – вопили его глаза. Только и того, что за кобуру больше не хватался.

– Присядемте, – едва слышно проговорил Имперская Тень, движением руки указывая на одно из кресел у неразожженного камина. – Очень хотелось бы поговорить с вами… Мы ведь никогда раньше… – он запнулся на полуслове.

Гитлер молча повернулся и, тяжело, согбенно шагая, направился к выходу. Уже у двери он затравленно оглянулся – вначале на стоявшего чуть в сторонке Скорцени, затем на двойника – и вышел.

– Что-то не так, господин Скорцени? – сорвавшимся охрипшим голосом спросил Имперская Тень, воспользовавшись тем, что его «творец» несколько подзадержался с уходом.

– Наоборот, все слишком так, – громыхнул своим жестяным басом Скорцени. – Впрочем, детали, как вы понимаете, прояснятся чуть позже.

– Но я старался, – перешел Зомбарт на полушепот, опасаясь, как бы фюрер не услышал его слов.

– Что совершенно очевидно, дьявол меня расстреляй.

– Фюрер должен был вести себя не так.

– Вы имеете в виду себя?

– Почему себя? Гитлера. Он не должен был вести себя так. Нашу встречу я представлял себе совершенно по-иному.

– Фюрер потому и фюрер, что никто не способен ни указать, ни предвидеть, как именно он должен вести себя.

– В том-то и дело, – по-заговорщицки взглянул на дверь Имперская Тень, – в эти минуты он не чувствовал себя фюрером.

– Вы это уловили?

– Очень отчетливо. Передо мной был Шикльгрубер. Даже не Гитлер, а всего лишь Шикльгрубер.

Скорцени нервно поиграл шрамами на левой щеке, и на губах его заиграла зловещая улыбка.

– В этом ваш триумф, Зомбарт. Так и должно было произойти. Он не должен был чувствовать себя ни вождем нации, ни вашим повелителем. В то время как вы… вы должны были представать перед ним истинным фюрером.

– Я пытался.

– Попробовали бы спасовать, дьявол меня расстреляй. Несостоявшиеся фюреры мне не нужны. Несостоявшихся я буду отстреливать, как бешеных собак. Как собак. И никаких псалмопений по этому поводу! Никаких псалмопений… мой фюрер! – грозно расхохотался он.

22

К крестьянскому дому, в котором обитал «темный агент» Могильщик, капитан Пореччи пробрался через сад. Несмотря на то что сам Могильщик работал садовником на вилле «Вебер» где какое-то время содержался под арестом Муссолини, его собственный сад представал в ужасно запущенном состоянии. Однако капитан не спешил осуждать его. Уж он-то прекрасно знал, что Карло умышленно засадил сад кустами и дал им разрастись так, что между ними, по неприметной со стороны тропинке, легко можно было спуститься к оврагу, который, в свою очередь, приводил к морю. Этим ходом и воспользовался Сильвио, чтобы не привлекать внимания немногочисленных соседей агента.

– Вы, Покровитель?! – Искренне это было или нет, но в любом случае Могильщик всегда встречал его с радостью человека, которого когда-то давно оставили на необитаемом острове, а теперь вот, много лет спустя, о нем наконец вспомнили и решили проведать. – Как редко вы бываете теперь на Санта-Маддалене.

– Не чаще, чем требуется, – сурово ответил Пореччи. Он всегда вел себя с Могильщиком так, чтобы тот не забывал, кто хозяин, а кто – раб. – Ты получил мою записку?

– Получил, Покровитель.

– Ну и?

Подслеповато щурящиеся глаза Карло вдруг остекленели. Лицо, которое, как всегда, было воплощением смирения, стало еще более смиренным, и на нем появилась та печать благочестивости, которая способна привести в умиление любого священника. Кто бы мог поверить, что, длительное время подрабатывая в похоронном бюро, этот человек развлекался тем, что насиловал трупы женщин?

– Ваши просьбы становятся все более опасными, Покровитель.

– Имеешь в виду просьбу убрать лейтенанта? – наигранно удивился Сильвио.

– Лейтенанта, Покровитель. И вы прекрасно знаете, что за это полагается.