Жребий вечности

– Неужели не понимаете, что вы безжалостны к своему фюреру? Ему нужно хоть ненадолго остаться здесь. Он нуждается в отдыхе. Мой фюрер, вам следует задержаться здесь. В конце концов, вы дома. Через два часа совсем стемнеет.

– Ошибаетесь, фрейлейн Ева. Уже давно стемнело. Мы с вами многие годы пребываем в полном мраке. Не подвластные себе, преданные высшей идее.

– Мне известна ваша склонность к философствованию, – все еще пыталась не ожесточаться Ева. – Но я-то говорю о реальной жизни.

«А ведь она действительно любит Гитлера», – открыл для себя Отто.

Для него это было совершенно непостижимо. Он представил себе морщинистое бледновато-серое лицо того, настоящего фюрера, его дряблую фигуру, трясущиеся руки… То, что им, офицерам и политикам, приходится уважать и даже ценить Гитлера как фюрера – понятно. Они клялись, присягали на верность этому человеку. Но чтобы нашлась женщина, способная не просто почитать – искренне любить это мужеподобное, физически явно неполноценное существо… этого полукастрата[64].

– Итак, у нас два часа, мой фюрер, – напомнил Скорцени, направляясь к двери. – За это время я попытаюсь связаться с «Волъфшанце» и выяснить, что там происходит, на Западном фронте.

– Во всех подробностях. И на Восточном – тоже.

– Яволь, мой фюрер.

«А ведь для полного физического соответствия, Зомбарта тоже следовало бы “полукастрировать”, – вспомнил Скорцени. – Чтобы в случае чего… Господи, знала бы эта женщина, чем заняты твои грешные помыслы… Лучше попытайся выяснить, а знает ли она о неполноценности своего возлюбленного».

32

Солнце вновь исчезло за багрово-пепельными облаками, однако лучи его все еще освещали вершину горы Келштейн, склоны которой напоминали Скорцени искореженное в битвах острие меча.

Выйдя из душноватого помещения «Бергхофа», он несколько минут жадно вдыхал предвечернюю прохладу гор, стараясь не думать о том, что происходит сейчас у камина. Отто понимал, что вся эта история со лжефюрером чревата самыми скандальными последствиями не только для Имперской Тени, но и для Евы. В то же время он готов был доказывать фюреру, что без этого эксперимента все усилия, затраченные на подготовку главного двойника, не могут быть оправданы. Рано или поздно Зомбарт должен был выйти на люди, заявить о себе, пройти ту главную стажировку, без которой никто не может быть уверен в нем, когда речь пойдет о действительной замене.

Сейчас, стоя на площадке возле особняка фюрера, Скорцени мог чувствовать себя кем угодно: заговорщиком, клятвоотступником, интриганом… Но кем бы он ни представал перед самим собой – перед фюрером и Германией он остается солдатом, до конца выполняющим свой долг. Пусть даже долг этот заключается в столь деликатной миссии… Разве похищение Муссолини не вызывало сомнений, разве Гитлер не предупредил, что, в случае провала, от него, Скорцени, отрекутся, представив дело так, будто он действовал на свой страх и риск?

– Как долго фюрер задержится здесь, господин оберштурмбаннфюрер? – еще на ходу спросил фон Кефлах, направляясь к нему из караульного помещения.

– Мне абсолютно ясно, что вы не заинтересованы, чтобы он задерживался здесь более часа, штандартенфюрер. Однако ничем не могу помочь. Вам придется потерпеть еще целых два часа.

– Значит, два, – извлек комендант ставки расписанный вензелями портсигар. Несмотря на двусмысленность ответа Скорцени, он по-прежнему был настроен крайне миролюбиво. – Что-то вновь произошло в «Вольфшанце», что-то вновь произошло…

– Что вы имеете в виду? – отказался первый диверсант рейха от предложенной сигареты.

– После того, что там не так давно произошло, мы каждый раз прислушиваемся к сообщениям из Восточной Пруссии с особым волнением. Будь я фюрером, я бы уже не смог оставаться в «Вольфшанце», где меня предали столько генералов.

– Возможно, поэтому вы и не фюрер. Настоящий вождь должен утверждать себя именно там, где его пытались низвергнуть. В этом сила его духа. Вы заметили, с каким достоинством держится сейчас наш фюрер? Разве, глядя на него, кто-либо решится утверждать, что этот человек пережил заговор, страшную измену почти всех ближайших генералов?

– Да, в общем-то, он держится, – несколько неуверенно подтвердил фон Кефлах.

– Все еще сомневаетесь? Вас что-либо смущает в его поведении?

– Да нет, – умудрился фон Кефлах забыть, что перед ним низший по чину. – Фюрер проявляет исключительное мужество. Все мы здесь, в «Бергхофе», горды тем, как он решительно расправляется со всем этим сбродом изменников. Ибо таков этот мир, будь он проклят.

– Вы правы, господин фон Кефлах. И в том, что фюрер находится здесь, – тоже проявление высочайшего мужества.

Комендант ставки напрягся, пытаясь понять смысл сказанного, однако это ему не удавалось. Впрочем, от него этого и не требовалось. Провоцируя фон Кефлаха на разговор, Скорцени всего лишь пытался выяснить, не заподозрил ли тот в появившемся здесь «фюрере» двойника. Похоже, не заподозрил.