«Значит, уже не доверяет, – понял Шмидт. – Не доверяет с той самой минуты, когда узнал о переводе меня в войска СС. Не исключено, что в море конвой выйдет уже под командованием того офицера, которого Роммель назовет сейчас в качестве моего заместителя».
– Кто он?
– Подполковник Крон. С десятком своих солдат. Исключительно для усиления охраны, в которой, как вы понимаете, должны быть представлены и вермахт, и СС. Или, может быть, я несправедлив?! – резко повысил тон командующий.
– Не смею возражать, – вытянулся по стойке смирно барон. Что, однако, не помешало ему заметить про себя: «Подполковник Крон – дерь-рьмо! Роммелю его навязал Герлиц. Они с Кроном друзья. Но Крон – не тот офицер, который способен нокаутировать меня по пути к месту захоронения сокровищ. Я избавлюсь от него и его вермахтовцев при первой же возможности. Крон? Дерь-рьмо!»
– В таком случае мы все обсудили. А теперь – приказ: контейнеры должны быть готовыми через неделю. Отправляем из Туниса. О доставке груза к судну позаботится специальная команда. Детали самой операции «Бристольская дева» – а именно таковым будет ее кодовое название – обсудим перед выходом конвоя в море.
И вновь Шмидт обратил внимание, что командующий так ни разу и не упомянул его эсэсовский чин. Не поинтересовался и тем, почему он вдруг оказался в войсках СС. За какие такие заслуги удостоен этого рыцарского вознесения. Так вести себя могут только с человеком, чья судьба уже решена, сказал себе оберштурмбаннфюрер.
«Однако отстранить меня от командования конвоем Роммель все же не решается, – самодовольно подытожил оберштурмбаннфюрер, почти с признательностью вспоминая теперь гестаповца Цольке, который свел его с Гиммлером. – Пока что не решается. Лис Пустыни – он и есть лис. И еще неизвестно, какие именно указания получит перед отходом из Туниса этот их подполковник Крон».
– Так вы действительно ничего не упустили из того, что было сказано рейхсфюрером СС господином Гиммлером? – вдруг спросил Роммель, уже после того как разрешил Шмидту идти.
– Н-нет… – неуверенно ответил тот, мучительно допуская, что, возможно, до командующего дошли какие-то отголоски его встречи с рейхсфюрером.
Он, конечно же, упустил одну маленькую деталь: Гиммлер приказал ему при первой же возможности спрятать контейнеры с золотом так, чтобы до конца войны ни Роммель, ни кто бы то ни было иной из окружения фельдмаршала или из экипажа судна дотянуться до них не смог. Лучше всего – «упокоить» их в море, на каком-нибудь мелководье, у одного из прибрежных островков.
«Картины – на берег, золото – на дно, – жестко определил он поведение Шмидта. – При первом же удобном случае. Особенно если англичанам удастся повредить корабль. В общем, придумайте там что-нибудь, барон, придумайте. Мне не очень хочется, чтобы сокровища оказались в районе Бергхофа, где, даже спрятанные в шахте, станут легкой добычей наших врагов. Так что пораскиньте мозгами, это ведь и в ваших интересах, оберштурмбаннфюрер».
«В море – это будет сложно! – заметил Шмидт. – Найти потом будет сложно. Озеро – более подходящий вариант».
«Вы о чем это, барон? В какое такое озеро способен будет войти ваш морской караван?!»
«Я в принципе. Просто в озере легче было бы искать».
«Вы, очевидно, уже поняли, что командир отряда кораблей будет предупрежден? Мой человек сумеет убедить его, что он обязан выполнить любое ваше приказание. Любое, – повторил Гиммлер. – И пусть наши с вами враги очень сильно огорчатся при этом».
Шмидт так до конца и не понял, кого же имел в виду Гиммлер под «нашими с вами врагами» – англо-американцев и русских или же соотечественников? В том числе и Роммеля. Но запомнил, что рейхсфюрер именно так и сказал: «Наши с вами».
«Теперь появится немало людей, которые пожелают видеть тебя среди своих друзей, – нагадывал свою судьбу барон фон Шмидт. – По крайней мере до тех пор, пока не доберутся до клада Роммеля. А добравшись, тотчас же постараются покончить с тобой. Поэтому поступай так, чтобы хоть часть этих сокровищ уцелела лично для тебя. А для этого должен уцелеть ты сам».
– Ладно, барон, – вырвал его из губительного водоворота воспоминаний командующий Африканским корпусом, – лишь бы поскорее закончилась война, а там у нас будет время разобраться: кому сколько и кто с кем.
«Договариваться вообще-то надо было бы прямо сейчас, – мысленно возразил барон. – Всякое сокровище – дерь-рьмо, если обладатели его не договорятся сразу же и без крови, пусть даже клятвенной». Но вслух осипшим голосом прохрипел:
– Так точно, господин фельдмаршал. Когда-нибудь она все же закончится.
– Или, может, я несправедлив, оберштурмбаннфюрер? – Однако эсэсовский чин барона Роммель все же выговаривал с такой гнусностью в голосе, будто и в самом деле произносил нечто немыслимо презрительное.
20