– Особенностью этой трансатлантической ракеты является то, что она подлежит радионаведению на конкретную цель. Причем наведению не с места запуска, а из района заданной цели. К такому решению, насколько мне известно, конструкторы никогда ранее ни в одной стране не приходили. С устройством специальной портативной радиоаппаратуры мы познакомим агентов, которые будут выполнять это задание в Штатах. Поэтому я не стану утомлять вас техническими выкладками, а скажу: ракета – в стадии готовности, радиомаяк изготовлен.
– Вот как! – совершенно некстати, но зато достаточно глубокомысленно изрек Кальтенбруннер, заставив всех, включая и самого Гиммлера, насторожиться. Все ждали, что вслед за этим изречением последует какое-то объяснение, однако начальник полиции безопасности и службы безопасности даже не заметил, что привлек к себе всеобщее внимание.
«Это свидетельствует о том, – не менее глубокомысленно извлекал урок из данной ситуации Скорцени, – что нельзя приглашать на подобные совещания людей, которые к разрабатываемой операции никакого отношения не имеют. – Но тотчас же уточнил: – Впрочем, переправлять наших агентов, скорее всего, придется на субмарине, и тут уж пригодится знакомство обергруппенфюрера с главкомом ВМС гросс-адмиралом Деницем».
– От вас, господа диверсанты, – продолжал барон фон Браун развивать сюжет операции, – требуется: подготовить нужных агентов и переправить их в Нью-Йорк. Там они должны будут установить радиомаяк в здании Эмпайр Стейт Билдинг, причем сделать это буквально за несколько минут до ракетной атаки, чтобы американцы не успели запеленговать и обезвредить его.
– Конкретно и доходчиво, – молвил Скорцени
– Во время приближения ракеты к Нью-Йорку этот радиомаяк захватит ее радиосигналами и наведет на себя, а значит, на цель. Для поднятия духа ваших сотрудников уточню, что присутствие в здании-цели во время ракетного удара самого агента – не обязательно, поскольку фактор его присутствия ничего не меняет. С вашего позволения, господин Скорцени, подбором агентов и их подготовкой вместе с вами будет заниматься присутствующий здесь наш эксперт по военной радиоаппаратуре подполковник Альбертс. Он же и будет координатором наших действий.
Браун осмотрелся, будут ли у кого-то из присутствующих вопросы, при этом дольше всего задержал свой взгляд на Кальтенбруннере. Было очевидно, что его реакции он ждал с явным опасением. И реакция последовала.
– Что вы на это скажете, Скорцени? – пробубнил обергруппенфюрер СС. Говорил он, как всегда, резко и невнятно.
– Действительно, каковы ваши соображения? – поддержал его Гиммлер.
Скорцени не думал, что суждения его потребуются прямо сейчас, поэтому, медленно поднимаясь с места, он выигрывал секунды, необходимые для осмысления ситуации.
– Полагаю, что двух агентов будет достаточно. Перебрасывать их следует на субмарине, с тем чтобы у побережья они воспользовались надувной лодкой. Высадиться они должны будут хотя бы недели за две, чтобы осмотреться и адаптироваться. Понятно, что это должны быть агенты, уже имеющие опыт работы в Америке и владеющие языком. Вряд ли американцы сразу же догадаются, что ракету навели радиомаяком, поэтому искать диверсантов не будут. Кстати, было бы хорошо, если бы после нанесения удара этот радиомаяк по радиосигналу самоликвидировался. А то ведь его могут обнаружить при разборке руин. Но это – в порядке пожелания. Предполагаю, что мои люди останутся в Штатах, и мы будем использовать их и для разведывательной работы, и при нанесении повторных ударов.
– Ну вот, видите, – самодовольно выпятил грудь Кальтенбруннер, обращаясь к Гиммлеру, а затем и к Брауну. – По нашей части операции лишних вопросов возникать не будет.
– Именно об этом я и доложу фюреру, – заверил Гиммлер, закрывая совещание.
22
Полковник вежливо поблагодарил премьера за радушный прием и направился к двери. Заслышав его шаги, появился секретарь. Он уже открыл дверь и, изобразив на своем лице полное безучастие, хотел пропустить полковника мимо себя. Но в это время выстрелом в спину полковнику от разведки прозвучал тот, настоящий, «второй вопрос», ради которого сэр Черчилль, собственно, и приглашал его.
– Сэр О’Коннел, кажется, вы забыли объяснить мне роль во всей этой истории княгини Марии-Виктории Сардони[31]
.Полковник поворачивался с такой же медлительностью, как если бы выстрел действительно прозвучал. За этими дверьми он ожидал услышать какое угодно имя, но только не имя княгини Марии-Виктории.
– Простите, сэр, не догадывался, что вам известно имя княгини. А потому не стал утруждать подробностями – как вы и просили об этом, – подстраховался О’Коннел.
– Вы всегда прибегаете к объяснениям именно в те минуты, когда в них нет никакой необходимости, – сухо заметил Черчилль. – Боюсь, что это не единственный ваш недостаток, сэр.
– Простите великодушно, однако…
Черчилль вернулся к столу, выложил на него фотографию графини и, постучав по ней указательным пальцем, по слогам спросил:
– Кто эта княгиня?
– Мы многое выиграем, если она останется нашей союзницей.