Жребий

Тревожно спалось по ночам. Нетудыхин все прислушивался к тишине и почему-то ждал, что вот-вот, на очередное рандеву, заявится опять Сатана. Но нет, не беспокоил его больше разгневанный Вельзевул. Похрапывала в соседней комнате, не подозревая ничего, Захаровна да шебаршил, ворочаясь в прихожей, сонный Кузьма.

Мысль о Сатане не оставляла Тимофея Сергеевича ни днем ни ночью. Он все думал об этой идиотской истории и проклинал себя за свое богохульское стихотворение. Он даже полагал, что не напиши он этого стихотворения, Сатана бы не знал о его, Нетудыхином, существовании. Но ведь написал, написал же, паршивец! И унюхала, сперла сатанинская братия его текст. С другой стороны, он иногда подумывал, что, возможно, Господь испытывает его, искушает. Но зачем это Богу?

Как известно, одна беда никогда не приходит к человеку. За ней, обычно, следует другая. Говорят, что таков закон подлости. Возможно. Равновесие Добра и Зла никогда не бывает устойчивым. Неожиданно у Тимофея Сергеевича обострились боли в желудке. Рентгеновское обследование показало: язва луковицы двенадцатиперстной кишки. "Приехали! — подумал Нетудыхин. — Еще мне болячек не хватало". Хотя в больницу он лег с радостью и в то же время с каким-то смешанным чувством досады.

Теперь с Захаровной они поменялись ролями. А Наталья Сергеевна прибегала к нему почти ежедневно. Назревала еще одна проблема: как быть дальше с Наташкой? Отношения их зашли уже достаточно далеко. Он чувствовал, что прирастает к ней, и положение его становится мучительным. По лукавой ухмылке Захаровны и ее возобновившимся витиеватым женитьбным разговорам он догадывался, что они, видимо, где-то случайно столкнувшись друг с другом, уже успели познакомиться. Но обе молчат и скрывают этот факт от него. Невольно вспыхивал в его сознании затухающий образ Коки…

Подоспели майские праздники. На 1-е мая явился к нему в больницу Прайс со своим напарником по урокам. И, конечно, Додик — подлинное имя Прайса — притащил бутылку шампанского. Пришли прямо с демонстрации, оба неуемно шумные и на хорошем веселе. Нетудыхин пить отказался.

— Ты что, Тима, умереть здесь, что ли, задумал? — сказал Прайс. — Я же потеряю такого понтнера! Ты посмотри, как кругом народ гудит. — Они сидели на лавочке во дворе больницы. — А ты болеть вздумал, не годится. Ради всемирной солидарности трудящихся — хлебнешь?

— Не совращай! — отвечал Нетудыхин. — Сказал — точка. Я же лечусь!

— Но не от алкоголизма же! Ладно, давай, Наум, открывай бутылку. Он упертый, как бык. Игнорирует рабочую солидарность. Штрейкбрехер, стервец.

Хлопнула пробка. В бумажные стаканчики полилось бурлящее шампанское.

— А! — сказал Прайс восхищенно. — Зря ты отказался. Ну, твое здоровье!

Когда шампанское прикончили и стало еще веселей, Прайс, вдруг спохватившись, сказал:

— Слушай, Тим, я чуть не забыл, мы же тебе передачу сообразили.

— Я и так тут вполне сыт.

— Э-э, нет. Такого цимуса тебе даже Наташка не принесет. — Прайсу было ведомо об отношениях Нетудыхина с Натальей Сергеевной. — Вот, держи, — и он вручил Тимофею Сергеевичу небольшой пакет.

— Что это? — спросил Нетудыхин.

— Потом посмотришь.

— А может, мне нельзя этого есть?

— Тогда сейчас посмотри.

Нетудыхин развернул пакет и удивился: в нем находились банка кетовой икры и упаковка плиточного чая.

— Чай, заметь себе, краснодарский, — сказал Прайс. — Дефицит! Ну а икру, я думаю, тебе не возбраняется есть.

Все трое захохотали.

После долгого и веселого сумбурного разговора Нетудыхин провел их до ворот больницы и вернулся в корпус. Червь печали стал подтачивать его. За окном палаты буйствовала весна, а он вынужден был отлеживаться здесь, в больнице.

Он вспомнил реплику Прайса о Наталье Сергеевне и подумал, что в школе, наверное, уже многие знают об их отношениях. Знает, вероятно, и Ахриманов. Мог бы даже обвинить Тимофея Сергеевича еще в какой-нибудь очередной пакости. Но почему-то воздержался. Скорее, просто не сориентировался вовремя.

В середине дня к нему пришли мальчишки из его класса. Заявились, шалопаи: Приварников, Глыба, Сапрыкин и Разуваев — гопкомпания. Кого-кого, а этих субчиков Нетудыхин никак не ожидал. Ведь он с ними постоянно конфликтовал. Костю Приварникова даже грозился выпустить без аттестата, по справке.

Нетудыхин подал всем руку. Мальчишки плутовато ухмыльнулись. Необычным каким-то казался им Тимофей Сергеевич в больничной пижаме.

— Ну, как дела? — спросил Тимофей Сергеевич.

— Нормально, — сказал Приварников. — Как ваши дела?

— Так уж и нормально, — сказал Нетудыхин. — Ты двойку, Андрей, по физике исправил?

— А как же? — сказал Глыба. — Законно.

— Молодец! — сказал Нетудыхин. — Тогда и у меня дела нормальные. А то я тут лежу и переживаю, что тебя Константин Александрович может завалить.

— Ну да! — сказал Глыба. — Сил маловато. Все будет в ажуре, Тимофей Сергеевич, не надо переживать. После праздника подзубрю основательно и буду давить Помидора, чтобы меня спросил. Честно.

— Даешь ты, Андрюша, — сказал разочарованно Тимофей Сергеевич, переходя на язык своих мальчишек. — Обрадовал меня. Долго тянешь.