Жребий

В километре от пруда виднелась деревня, собственно, сельцо. Дворов этак на полсотни. Драное оно называлось в былые времена. Потом его, после революции, то ли в насмешку, то ли от избытка энтузиазма местных жителей в те безумные годы, переименовали в Победоносное. Новое название постепенно закрепилось, хотя сама жизнь в деревне не стала от этого победоносней.

Нетудыхина удивило отсутствие на пруду рыбаков. Начало седьмого — не такая уж и рань для деревни, а никого нет.

Он осторожно спустился по скалистому склону к воде и отыскал для ловли небольшую площадку.

Пригревало солнышко. День обещал быть ясным и безоблачным. В утренней рани, где-то над его головой, тренькали птицы. На пруду, в камышовых зарослях, призывая к себе молодняк, поцокивали утки. Тимофей Сергеевич настроил удочки и, забросив их, стал ждать клева.

Благословенное утро! В такие минуты Нетудыхин, сомневавшийся в существовании Бога, вдруг начинал испытывать неуверенность в истинности своего убеждения. Ибо как же оно, все это, спелось-сплелось так, чтобы однажды явить человеку себя в столь ослепляющем и неповторимом великолепии? Такую красотищу мог сотворить только Великий Разум. Тут одной эволюции было мало, а доводы философии представлялись ему надуманно-вычурными.

Поплавок крайней удочки мягко ушел под воду. Нетудыхин подсек и вытащил небольшого карася. Тимофей Сергеевич насадил на крючок червя, поплевал на него и забросил опять в то место, где случился клев.

Со стороны деревни, с удочками в руках, наискосок по пологому склону, приближался к пруду рыбак. "Вот тебе и напарник", — подумал Нетудыхин.

Мужик спустился к противоположному берегу. Постоял немного, озирая все кругом, потом двинулся в обход водоема. Шел он размеренно, неторопливо, как ходят уставшие люди.

— Ну, что там седня, клюет или нет? — спросил он, когда наконец дотопал до Тимофея Сергеевича. Нетудыхин обернулся. Над ним, вверху на каменистой площадке, стоял не мужик, а мужичок, весь какой-то взъерошенный и настопырившийся, как петух перед дракой.

— Я только недавно пришел, — сказал Нетудыхин. — Клюет вроде. Одного небольшого карася взял.

— Там должно клевать! — сказал мужик. — Это место ловчее. Я вчера там хорошо закрышил.

"А-а, вот оно, в чем дело!" — сообразил Нетудыхин.

— Так спускайся, уместимся как-то, — сказал он.

— Нет, — сказал мужик. — Место крохотное. Будем мешать друг другу, — и раздосадованый, прошел дальше.

Шагах в тридцати от Нетудыхина он осторожно стал спускаться к воде.

У Тимофея Сергеевича клюнуло. Опять поймался карась, но поувесистее и яростно сопротивлявшийся. Нетудыхин отцепил рыбину и отправил ее в садок.

Вдруг он услышал какой-то грохот. Потом последовал отборный мат. Тимофей Сергеевич приподнялся: мужик лежал у самой воды навзничь и, тяжело кряхтя, пытался встать.

— Сейчас свалишься в воду! — заорал Нетудыхин. — Не двигайся!

Тимофей Сергеевич быстро вскарабкался наверх, добежал до места, откуда мужик начал свое неудачное схождение, и с обезъянней ловкостью спустился к нему. Тот лежал на самом краю обрыва, устремив глаза к безоблачному небу, скрипел зубами. Несло от него перегаром.

— Живой, целый?

— Ногу, блядь, подвихнул! А может, и сломал: что-то хрустнуло.

— А ну-ка пошевели ей.

— Я уже шевелил.

— Ну и что?

— Пиздец правой ноге!

— Подожди — пиздец. Может быть, ушиб сильный. Давай руку и потихоньку попробуем подняться. — Нетудыхин уперся в каменистый выступ. — Давай, поехали, поднимаемся!

Мужик закряхтел и с трудом, но поднялся.

— Так. Теперь надо как-то наверх выкарабкаться. Обнимай меня за шею. Попробуем.

— Не торопись, — сказал мужик. — Дай к боли попривыкнуть. Не на свадьбу спешим… Ну, блядь, надо же! Войну прошел — нигде ни единой царапины. А тут, на родном пруду, — ну, блядь!

Кому адресовалось это "Ну, блядь!", трудно сказать. Тимофей Сергеевич почему-то подозревал, что мужик был возмущен нелогичностью действий Всевышнего. Но это могло быть и просто словосочетание, так к месту и не к месту употребляемое русским народом. С полной уверенностью можно было утверждать лишь одно: никоим образом оно не относилось к той категории женщин, которых народ означил этим презренным словом.

Стали подниматься. Был момент, когда оба могли рухнуть в воду. Однако удержались и прошли первые три шага. Мужик скрежетал зубами. С передышками через некоторое время вылезли на площадку.

— Ну, — сказал мужик, — как я теперь домой доползу? Может быть, на удочках?

— На такси, — сказал Нетудыхин.

— Смеешься? Полезь удочки достань!

В момент падения мужика удочки отлетели в сторону и теперь валялись на склоне. Тимофей Сергеевич спустился и принес их.

Мужик попробовал использовать удочки в качестве опоры — ничего не получилось. Дикая боль его пронзила, и он заорал благим матом.

— Да, — сказал Нетудыхин, — дело дрянь. Придется мне тебя тарабанить на горбу.

Спустившись к своему месту, Тимофей Сергеевич вытащил из воды свои снасти, уложил их на склоне и поднялся наверх.

— Давай, — сказал он, — рулюй. Такси подано. Ложись мне на спину.

Мужик мрачновато посмотрел на Нетудыхина и сказал: