Жрец смерти

Тоня поведала мне несколько секретов и дала массу полезных советов. Однако они не уберегли меня от того, чтобы в ту же ночь, мою первую в этом детском доме, стать жертвой Куприяновой и ее «шестерок».

Заснула я на удивление быстро. И вдруг проснулась, потому что кто-то прижал мне к лицу подушку. Я уже подумала, что задохнусь. И в тот же момент кто-то ударил меня по животу, причем так сильно, что я едва не потеряла сознание. Потом меня стащили из кровати и поволокли куда-то из комнаты по коридору. Затем в лицо мне ударил мертвенно-желтый свет, и я поняла, что нахожусь в туалете. С обеих сторон меня держали за руки две «шестерки». А Сероводородная Бомба стояла надо мной, походя на скалу в море.

– Что, Петухова, думала, что просто так отделаешься? – пискнула она, а затем врезала мне ногой в живот.

От резкой боли у меня скрутило желудок. Я бы наверняка упала на кафельный пол, если бы не «шестерки», державшие меня за руки.

– Нет, не отделаешься! – констатировала Сероводородная Бомба. – И настало время заплатить за то, что меня сегодня битый час из-за тебя пропесочивали. Держала бы язык за зубами, все бы было проще!

Куприянова снова ударила меня в живот, а потом отдала команду тащить меня из помещения с рукомойниками в соседнее, где находились туалетные кабинки. Одна из кабинок была распахнута. «Шестерки», подбадриваемые приказаниями Сероводородной Бомбы, подтащили меня к унитазу.

– И башкой ее туда, прямо башкой! – командовала жирнячка. – Хорошо, что я только что в туалет сходила, а смыть забыла. Петухова такое любит!

Меня окунули в унитаз три раза. Я сопротивлялась изо всех сил, но поделать ничего не могла. А потом раздался чей-то тонкий свист, и «шестерки» бросились врассыпную. Я в изнеможении осела на пол.

Куприянова, пнув меня ногой, сказала:

– Думаешь, что на том все и закончится? Все только начинается, Петухова! Все только начинается! Добро пожаловать в ад! И запомни – тебя теперь все будут звать Петуховой. Хотя нет, слишком просто. Цыпленок табака! Во как!

Свист повторился, и толстуха ретировалась. А через минуту в туалете появилась одна из дежуривших ночью воспитательниц. Она обнаружила меня в непрезентабельном виде и попыталась получить ответ на вопрос, кто со мной так обошелся. Но я ничего не сказала – не потому, что боялась Куприянову, а потому что знала: все равно это мне не поможет.

Воспитательница довольно долго билась со мной, а потом обратилась за помощью к заместительнице директора. И та провела короткий допрос, но, поняв, что я ничего говорить не намерена, заявила:

– Такая юная и такая строптивая. Но и для таких у нас имеется узда. Если не скажешь, кто виноват, отправишься в карцер!

Так я оказалась в карцере. Не знаю, отчего его все так боялись – ничего ужасного в крошечной, абсолютно темной комнатке с железной кроватью и вонючим горшком в углу не было. Завалившись на кровать, я повернулась к стене и очень быстро заснула.

В карцере я провела двое суток, после чего меня снова вызвали на допрос. На сей раз беседу со мной вел пожилой директор, тип с седыми усами и украинским говорком. Как ни увещевал он меня, как ни стращал, я ничего не сказала, оставаясь при своей изначальной версии: никто на меня не напал, я сама отправилась ночью в туалет, поскользнулась и упала.

– И что же, прямо в нужник головой упала? – прищурился директор. – Вижу, ты маленькая, но врунья! Вроде бы тихая такая, но в тихом омуте, как известно, черти водятся. Говори, Куприянова на тебя напала? В который раз спрашиваю!

Я отрицательно мотнула головой, после чего меня снова отправили в карцер.

Проведя там два дня и две ночи, я отлично выспалась и о многом успела подумать. С Куприяновой и ее бандой мне было не справиться. Во всяком случае – пока. Если я буду пытаться сопротивляться, то все может закончиться трагически – для меня.

Однако я не тешила себя надеждой, что, выйдя из карцера, вдруг стану всеобщей любимицей. Сероводородная Бомба затаила на меня злобу и будет шпынять и чморить при любой возможности. И так могло продолжаться недели, месяцы, а то и годы. И руководство детского дома ничем помочь не сможет. В детдомах, где я побывала раньше, я частенько была свидетельницей того, что подобные мытарства заканчиваются весьма трагически. Но тогда я была не жертвой, а сторонним наблюдателем. Теперь же все переменилось. Поэтому меня ждут тяжелые времена. Что бы я ни делала, перевес всегда будет на стороне Сероводородной Бомбы и ее банды.

Но вдруг мне в голову пришла простая и в то же время страшная мысль: а ведь все бы изменилось, если бы Куприянова, скажем, серьезно заболела. Или даже умерла.

Только с чего ей умирать? Но ведь она могла исчезнуть – просто взять и исчезнуть, и все тут. А как сделать, чтобы Сероводородная Бомба исчезла? Этого я не знала. Но мысль о таком выходе из ситуации затаилась где-то в лабиринтах моего сознания.

Наконец меня выпустили из карцера, и настал момент, когда я снова столкнулась с Сероводородной Бомбой. Следующей ночью все повторилось – меня снова окунали головой в унитаз. И так продолжалось в течение недели.