Жрецы

- И я говорю, что правильно! Но иногда - жалко, - Иолай залпом осушил кратер, мельком отметив отсутствие слуг в мегароне и закуски на столе. Ну что ж, будем считать дело сделанным - вино ударило в голову молодому герою, развязав язык; а посторонних ушей, раз все свои, можно не опасаться.

Этого добивались, владыки?

- Жалко! - но правильно. Мы не Эврисфею служим! Мы - руки Громовержца, его земные молнии! Мы - я и Геракл... в смысле, Геракл и я. И наша служба, наша почетная и многоопасная служба...

- Окончена, - спокойно завершил Эврит. - Двенадцать лет, день в день. Если верить Зевсу, бессмертие Гераклу обеспечено. Но ведь он еще и здесь, на земле поживет... или я не прав? Отчего б не пожить Гераклу, богоравному герою, сыну Зевса - не пожить еще и ванактом Микенским?! А потом удалиться на Олимп, оставив ванактом Микенским - ну, допустим, Иолая, племянника и друга?

- А Зевс? - тупо спросил Иолай, методично наполняя вином все чаши, до которых смог дотянуться.

Потом выбрался из кресла и, пошатываясь, разнес кратеры присутствующим.

- А Зевс?! - еще раз возгласил он на весь мегарон и поднял чашу к закопченным балкам потолка, словно это был священный ритон [священный сосуд для возлияния богам], спустя мгновение осушив ее до дна.

Остальным волей-неволей пришлось последовать его примеру.

- А... что, собственно, Зевс? - слегка охрипнув, поинтересовался Авгий, зябко передергиваясь.

- Как это что?! Кто тридцать шесть лет назад возгласил: "Быть новорожденному ванактом Микенским и владыкой над всеми Персеидами!" Он возгласил, Зевс, Дий-отец... про Эврисфея, между прочим! Значит, так тому и быть!

- Да Зевс же Геракла, дядю твоего родного, в виду имел! - Авгий замахал на Иолая пухлыми ручками. - А Гера Никиппе, Эврисфеевой мамаше, роды ускорила - вот и вышла ошибочка! Кому, как не нам, ее исправить?

- Ничего не получится, - отрезал Иолай, на всякий случай грохнув кулаком о столик. - Не сядет дядя Геракл в Микенах!

- Да почему?!

- По кочану. И вообще - куда ему, прирожденному герою, в правители? Опять же, приступы безумия - слыхали небось? Ну вот и будьте довольны, что слыхали, а не видали. Я уж знаю дядюшку - как найдет на него, так только успевай прятаться!

- Ну хорошо, - подытожил Эврит. - Геракл в Микенах не сядет. А как насчет его брата - и твоего отца? Ты пока не пей, Иолай, ты подумай, не спеши отвечать... хмель - он плохой советчик.

Иолай грузно качнулся.

Опрокинул кресло.

Издал горловой звук - и шагнул к двери.

- Герой, - тихо плеснул вслед голос Гиппокоонта. - Золотая молодежь. А я тебя предупреждал, Эврит...

Гиппокоонт вдруг замолчал.

Твердым, ровным шагом Иолай прошел до двери, постоял на пороге мегарона.

Обернулся.

Жестким взглядом обвел собравшихся, словно впервые их видел.

- Радуйтесь, владыки! - негромко бросил Иолай. - Будем считать, что я только что вошел. Будем считать, что все, сказанное вами, я не слышал - но думал об этом по дороге сюда. Ну что, начнем сначала?

И только тут расхохотался Лаомедонт-троянец.

- Лошадник ты, Гиппокоонт, - сквозь смех крикнул он спартанцу, - тебе коней, не людей судить! Этот парень - как он их всех еще во дворе, а? "Стоять! Я кому сказал?!" Входи заново, Иолай Ификлид, возница Геракла! Возница - это ведь тот, кто везет, правда?

- Нет, - серьезно ответил Иолай. - Возница - это тот, кому везет.

И двинулся от двери - обратно.

Заново.

7

Около полуночи, оставшись в отведенных покоях один, Иолай по-прежнему продолжал думать о странной беседе в мегароне.

Ему упорно казалось, что за обычным заговором, преследующим банальную цель - если и не заменить амбициозного Эврисфея благодарным и потому сговорчивым ванактом, то хотя бы отвлечь Микены от планомерного захвата чужого пирога - короче, за заговором, которых в ахейских правящих домах двенадцать на дюжину, кроется нечто большее.

За тем, что говорили - то, о чем не говорили.

"Если верить Зевсу, бессмертие Гераклу обеспечено..." "Кому, как не нам, исправить ошибку Зевса..." "А что - Зевс?.."

Иолай ворочался на резном ложе, устланном ветхими волчьими шкурами, глядел в мрачный серый потолок, по которому змеились трещины - и думал, думал...

Снаружи доносились крики и нестройное пение пьяных женихов, где-то там же получали свою долю славословий и глупых вопросов братья; наверняка неподалеку вертелся счастливый Лихас - его хотели поселить в павильон для челяди, но Иолай не дал, надеясь хоть как-то приглядеть за этим стихийным бедствием; спать не хотелось, не хотелось ничего, даже думать...

Скрипнула входная дверь.

Иолай замер неподвижно, лишь правая рука его змеей скользнула к изголовью, нащупывая костяную рукоять ножа.

И расслабившись, вернулась обратно, когда Иолай узнал вошедшего.

- Смертные сперва стучат, а уж потом входят, - небрежно бросил он, поворачиваясь на бок.

Гермий помолчал, потом вышел, трепеща крылышками на задниках сандалий, негромко постучал и снова вошел.

- Так, лавагет? - вяло спросил бог.

И по этому "лавагет" Иолай понял, что дело обстоит хуже, чем он предполагал.

- Неприятности, Гермий?