Жрецы

Он только не знал, что будет, если один из близнецов - неважно, который - умрет первым, не дождавшись брата.

И поэтому - Алкид жив.

Они скоро встретятся.

Ификл не догадывался, насколько скоро это произойдет.

По правую руку, у скального разлома в два человеческих роста, послышался слабый вздох, словно каменная громада тихо прочистила легкие своих глубин; и Ификл, увязая в песке, двинулся к стеклянистому водовороту открывающегося Дромоса.

- Гермий! - обрадованно позвал он, надеясь узнать от легконогого бога что-нибудь о судьбе брата.

Но это был не Лукавый.

Рослая статная девушка выступила из мерцающей воронки; крупные черты лица и строгий, даже суровый взгляд делали ее старше, из-под сдвинутого на затылок легкого шлема с коротко остриженной щеткой гребня выбивались пышные пряди русых волос; в сильной руке девушка держала длинное копье, круглый же щит висел за ее спиной.

- Радуйся, Геракл! - негромко объявила девушка, бесцеремонно разглядывая Ификла, как раба, выставленного на продажу; или как навязанного союзника - кому что больше нравится.

Ее лицо было незнакомо, но на нем отчетливо проступала печать Семьи: брезгливо-жесткие складки в углах юного, прекрасно очерченного рта, привычно сдвинутые брови, словно шелковистые тучи над хребтом тонкой переносицы, опасные зарницы играют в синих глазах, готовых вмиг потемнеть...

И копье, копье в руке.

- Радуйся, Промахос! [Промахос - Воительница, одно из прозвищ Афины] - кивнул Ификл, не вдаваясь в подробности, представляя, как выглядит со стороны: седеющий мужчина сорока лет, практически голый, покрытый старыми шрамами и свежими, еле подсохшими дарами прошлой ночи. - Не знаешь ли ты, что с моим братом?

То ли Воительнице пришелся по душе этот вопрос, то ли во внешнем виде Ификла крылись достоинства, которые можно было увидеть лишь взглядом грозной богини-девственницы - короче, лицо девушки смягчилось и потеплело.

- Он в безопасности, - низким, чуть хрипловатым голосом ответила Афина. - Отец вынес его из боя, приняв за тебя. Хотя, полагаю, лично я не спутала бы Геракла и его земного брата даже в горниле ночного боя.

- Не спорю, - вежливо кивнул Ификл, действительно не собираясь спорить.

Ситуация говорила сама за себя.

Кроме того, в ответе Афины крылся еще один смысл, незамеченный, пожалуй, даже ею самой: "Не спутала бы" - и конечно же, не стала бы выносить.

- А почему бы тебе не пасть на колени, - невинно поинтересовалась Афина, - и не воздать мне хвалу?

Ификл улыбнулся, огладив ладонями жесткую от морской соли бороду.

- А тебе это доставило бы удовольствие, Промахос? Ты только представь: ты выходишь из Дромоса во всем великолепии, а я грузно бухаюсь на колени, обдирая их об острые края ракушек и, еле сдерживаясь, чтоб не выругаться от боли, ору дурным голосом стертые, как галька, слова! Достойно ли это тебя; и достойно ли это меня?

Тупым концом копья богиня чертила на песке волнистые линии, явно не имеющие никакого скрытого значения; чертила и тут же стирала, чтобы приняться за новые.

- Нет, это не гордость, - Афина обращалась к самой себе, словно на побережье, кроме нее, никого не было. - Это что-то другое... Что? Наверное, я должна была бы обидеться или даже разгневаться - а мне приятно и легко. Почему?

- Потому что ты умна, - серьезно ответил Ификл. - А это то, что уравнивает...

Сперва он хотел сказать - "богов и людей"; потом - "нас с тобой", но что-то в лице Афины все-таки остановило его.

- Уравнивает, как и глупость, - вместо этого подытожил он.

И понял, что непринужденная беседа завершилась.

- Иди за оружием, - другим голосом, властным и не терпящим возражений, приказала богиня, - и не забудь лук со стрелами. Я подожду тебя здесь. Сегодня великий день, Геракл, день, для которого тебе стоило рождаться; день Гигантомахии. Семья ударила по Флегрейским полям; мы с тобой идем следом.

- А мой брат? - чуть набычившись, Ификл смотрел на Воительницу тяжелым взглядом воина, привыкшего самому выбирать союзников; а не влажными восторженными глазами собаки, которую наконец-то хозяева взяли на охоту.

- Я же тебе сказала, что он в безопасности, - удивленно подняла брови Афина. - И потом: не слишком ли много внимания ты уделяешь ему, если рано или поздно вам придется расстаться?

- Когда?

- После смерти. Геракл пойдет на Олимп, Ификл - кажется, его зовут Ификл? - в Аид; Геракл будет принят в Семью, став богом; Ификл же растворится во мгле Эреба, став тенью.

- Я иду за оружием, - помолчав, ответил Ификл.

Алкид был жив; ранен, но жив.

Этого было достаточно, чтобы спокойно отправляться на Флегры - не во имя Семьи, но выполняя обещание, данное Ифиту-лучнику.

Остальное не имело значения.

Мелкие ракушки, похожие на распростерших крылья хищных птиц, хрустели под ногами.

9

Беспамятство никак не хотело отпускать Алкида, назойливо-монотонно баюкая его, пеленая мраком и тишиной, подбрасывая на мягких руках, подобно толстой добродушной мамаше, пытающейся угомонить непослушное чадо; но чадо упрямо не желало спать, сучило ручками-ножками, барахталось - и беспамятство, вздохнув, ушло восвояси.

Тепло.

Сухо.