Жрица тугов

— По-моему, Ваша комната должна понравиться Вам, — заметил мой приятель. Вы сразу почувствуете себя точно дома. Я, к слову сказать, очень редко живу в Данкельтуэйте: я только-только успел устроиться здесь и наладить лабораторию. Я тут всего третью неделю. Всем и каждому известно, что моё имя играет довольно важную роль в завещании моего дяди Джереми. Кроме того, и отец мой всегда находил, что мой долг — приезжать в Данкельтуэйт из вежливости. Поэтому мне и приходится сюда наведываться.

— Понимаю, — сказал я.

— Кроме того, это очень милый старик. Вас весьма заинтересует наш дом. Принцесса на амплуа гувернантки — штука редкая, не правда ли? Мне почему-то сдаётся, что эта девица заинтересовала даже и нашего невозмутимого секретаря… Но поднимите-ка воротник пальто: эти холодные ветры — сущая язва наших мест.

Дорога шла среди небольших холмов, лишённых всякой растительности, кроме редких кустиков ежевики и низкорослой жёсткой травы, покрывавшей небольшую лужайку, на которой паслось стадо исхудавших от недоедания баранов.

Мы поднимались и опускались с холма на холм по дороге, белой ниточкой уходившей вдаль.

Там и сям однообразие пейзажа нарушалось зубчатыми массивами серого гранита, — эти места выглядели точно раны на теле с выступающими из них изуродованными костями.

Вдали виднелась горная гряда с высившеюся над ней уединённой вершиной: она была окутана гирляндой облаков, озаренной пурпурным отблеском заката.

— Это Ингльборо, — промолвил мой спутник, указывая бичом на вершину, — а вот и равнины Йоркшира. Во всей Англии это самые пустынные и дикие места. Но они рождают отличных людей. Неопытная милиция, вдребезги разбившая в день Штандарта шотландское рыцарство, состояла из уроженцев именно этой части страны. А теперь, старина, вылезайте и открывайте ворота.

Перед нами была поросшая мхом стена, тянувшаяся параллельно дороге, с железными полуразрушенными воротами, снабжёнными двумя столбами, которые были украшены высеченными из камня изображениями, вероятно, какого-нибудь геральдического животного; говорю «вероятно», потому что ветер и дождь сильно попортили камень. Сбоку высился разрушенный временем коттедж, в былые дни служивший, должно быть, жилищем для привратника.

Я открыл ворота, и мы вступили в длинную темную аллею, поросшую длинной густой травой и обсаженную с обеих сторон роскошным дубняком, ветки которого, сплетаясь над нашими головами, образовали живой свод такой густоты, что сумерки дня превратились в этой аллее в полную тьму.

— Боюсь, что наша аллея не очень-то понравится Вам, — смеясь, сказал Терстон. — Но у моего старика есть мания: давать полную волю природе. А вот и Данкельтуэйт.

При этой фразе моего приятеля мы обогнули поворот аллеи, отмеченный огромнейшим дубом, высившимся над прочими, и очутились перед невероятных размеров зданием квадратной формы. Весь низ здания был в тени, но верхний ряд окон сверкал кровавым отблеском заката.

Навстречу нам выбежал слуга в ливрее, поспешивший взять лошадь под уздцы, как только экипаж остановился.

— Можете отвести её в конюшню, Юлий, — произнёс мой приятель, когда мы вышли из экипажа. — Гуго, позвольте мне представить Вас моему дяде Джереми.

— Здравствуйте! Здравствуйте! — раздался чей-то дрожащий надтреснутый голос

Подняв глаза, я увидал человека небольшого роста с красным лицом, поджидавшего нас на пороге, с куском материи, обмотанным вокруг головы, как на портретах Попа[1] и других знаменитостей XVIII столетия.

Ноги его были обуты в пару огромнейших туфель Эти туфли были так неподходящи к его худым, как спички, ногам, что ему приходилось волочить ноги, чтобы не растерять при ходьбе свою чудовищную обувь.

— Вы, должно быть, страшно устали, сэр, да и промёрзли тоже, — странным отрывистым тоном промолвил он, пожимая мне руку. — Мы должны показать Вам всю мощь нашего гостеприимства, ей-ей должны, сэр. Это гостеприимство — одна из добродетелей былых дней, которая ещё хранится нами в наш практический век. Не угодно ли выслушать:

Руки йоркширцев крепки и сильны,

Но — как жарки йоркширцев сердца!

Это факт, смею Вас уверить, дорогой сэр. Эти стихи из одной моей поэмы. А какой именно, мистер Копперторн?

— Из «Преследования Борроделы», — произнёс чей-то голос за спиной старика, и при свете тусклой лампы, висевшей в прихожей, выступила высокая фигура мужчины с длинным лицом.

Джон представил нас друг другу.

Во время последовавшего за сим рукопожатия рука молодого секретаря показалась мне какой-то липкой и неприятной.

Мой приятель проводил меня в мою комнату через целую сеть коридоров и переходов, соединявшихся между собой по старинной моде лестницами. По пути я обратил внимание на толщину стен и на неравномерную высоту комнат, заставлявшую предполагать существование тайников.

Моя комната, как и писал Джон, оказалась восхитительным уютным уголком с камином и этажеркой, уставленной книгами. Когда я снял сапоги и надел туфли, я искренне поздравил себя с тем, что согласился принять это приглашение посетить Йоркшир.

Глава II