Девушки в храме, шушукаясь, рассказывали, что жаркие любовницы из дорогих веселых домов за большие деньги дарят своим клиентам изысканную ласку — языком и губами. Как это делать — она током не представляла. Все ее знания о том, что бывает между мужчиной и женщиной, ограничивалось двумя тоненькими любовными книжицами, которые воспитанницы тайком передавали друг другу, пряча от служительниц. Да и эти оборванцы вряд ли посещали такие заведения.
Она развязала подпоясанные веревкой штаны одного из разбойников. Достала оттуда его «орудие любви» — так в любовных книжицах назывался мужской детородный орган. Провела по нему рукой раз-другой, да неловко обхватила губами…
Мужчина зарычал и вдавил член ей глубоко, почти в самую глотку, ухватил ее за волосы и стал насаживать на себя раз за разом… По щекам катились слезы, лицо болело, словно его свело судорогой, а он все толкался и толкался, пока во рту не разлилось соленое, горькое. Не успела она передохнуть — по губам уже водили вторым «орудием любви», ничуть не меньших размеров, чем первое. Ванда всхлипнула и приоткрыла рот.
Разбойники не обманули — никто не нарушил ее девственность. Но они сполна насладились ее телом: мяли, сжимали, облизывали, кусали… И, вдоволь наигравшись, снова засовывали свои набухшие отростки ей в рот.
Один из насильников вдруг хрипло сказал:
— Не отпущу, пока не попробую, — и, опустившись на землю, стал задирать юбку, стягивать белье.
Ванда затрепыхалась, забилась, но второй крепко сжимал ее в руках.
— Не боись, девка. Вреда тебе не будет.
Он расставил ее ноги шире и начал елозить языком между ног. «Была ему охота», — устало подумала Ванда и приготовилась терпеть это, как терпела и все другое. Да только вдруг к своему удивлению почувствовала, как наливается какой-то незнакомой сладостью все внизу, как тяжело становится дышать. Ноги подкосились, и она обмякла в руках у второго разбойника.
А медовая тяжесть и томление нарастали там, между ног. Это было так гадко — грязное мужичье, чужой мокрый язык, и так приятно, невыносимо приятно. Она застонала, словно от боли, но ей не было больно…
— А ты горячая штучка!
Тот, что держал ее, тяжело и хрипло дышал в ухо. Он перехватил ее одной рукой, прижал к себе, а второй — она чувствовала — начал теребить себя. И это тоже было гадко, но почему-то приятно.
А потом все удовольствие, что скопилось внизу от скользких движений языка, вдруг вырвалось наружу, встряхнув тело в сладостной муке, и узкие улочки огласил хриплый крик.
В храм она пришла перед самым рассветом. Незамеченной пробралась в свою комнату. Все болело… Ванда стояла под струями теплой воды. Она чувствовала себя истерзанной и грязной. Но это ничего… Тело перестанет болеть, запах пота и спермы смоет вода с мылом и благовониями.
Главное — она победила.
Утром жрицы объявили имя нового дара для стража…
— Чего ради такие жертвы? Убить воспитанницу, а потом еще и это…
Ванда хмыкнула.
— Влюблена была. А просто храмовница, да ещё и бывшая, — плохая партия. Он бы на меня и не взглянул. То ли дело Верховная!
— Неужели надеялась обмануть стража?
— Разве был обман? Ему нужна была девственница — девственница и пришла.
Кара усмехнулась.
— И что, получилось?
— А сама-то как думаешь? — в тон ей ответила Ванда. — «Нет чистоты в помыслах твоих. Да и тело твое нечисто, хоть и не всякий это поймет. Тебе многое предстоит исправить», — вот что ваш добрый страж сказал мне в утешение.
— И ты разозлилась.
— Он отобрал мою мечту, мой смысл жизни! И тогда я поклялась: ни у кого из тех, кто будет к нему спускаться, не останется чистоты ни в теле, ни в помыслах.
Что ж, у нее получилось…
Кара не стала спрашивать, как ей удалось остальное: избавиться от жриц, переписать книги, выгнать из города и поставить вне закона колдуний — опасных свидетельниц, тех, кто помнит об иных временах.
Она чувствовала, как утекает время, время, которого у нее почти не осталось.
Словно в подтверждение Ванда проговорила:
— Мне будет не хватать тебя, Кара. Здесь трудно найти хорошее общество и умных собеседниц. Но ты же понимаешь, что выбора у меня нет.
— Есть, но у тебя не хватит духу им воспользоваться.
Ванда не стала спорить. Она достала из складок одежды белую ленту и обернула ее вокруг шеи привязанной пленницы.
Кара вздохнула. Было ли ей страшно? Нет. Все, чего она желала, осталось там, за каменной дверью. Чего стоил для нее весь этот мир, если в этом мире нет его?
Пусть Ванда делает свое гнусное дело.
ГЛАВА 7
Лента скользнула по шее и врезалась в кожу. Нехватка воздуха, боль, ужас… Неужели ещё несколько секунд назад Кара была готова умереть? Сейчас все ее существо вопило: «Жить!».
Она затрепыхалась, выгнулась дугой. Бесполезно… Руки и ноги крепко удерживают путы, а сильные руки Ванды все сильнее натягивают ленту.
Если бы только она могла избавиться от оков!
Не успела Кара отчаянно взмолиться — и с удивлением обнаружила, что оковы пали. Она свободна.
Как такое может быть?
Но раздумывать над этим было не время. Лента впивалась в шею все сильнее…
Кара, как ей казалось, изо всех сил оттолкнула нависшую над нею Ванду.