– Без сомнения. Я его, как своего родного брата, мгновенно узнаю – да каждый констебль на этом участке узнает. Мы его так и зовем промеж собой – Араб. Как только он въехал, я его на карандаш взял. Уж очень он чудной. Я всегда говорил, что-то он затевает. Ни разу не видал, чтобы человек днем ли, ночью, в любую погоду так сломя голову носился, будто за ним черти гонятся. Как я успел рассказать этому джентльмену, приметил я его на улице… уже, наверно, с час назад, а то и поболе. Я заступал на пост и вдруг взгляд мой упал на толпу у местной железнодорожной станции: народ глазел, как Араб с извозчиком пререкается. На голове у Араба здоровенный тюк, метра полтора в длину, не меньше. И хочет он этот тюк с собой в экипаж взять, а кэбмен не дает.
– И вы не стали ждать, договорятся ли они?
– Нет, время поджимало. Мне надо было на станцию попасть – я едва успевал.
– Вы не заговорили ни с ним… ни с извозчиком?
– Нет, вроде бы тогда причин не было. Все случилось, когда я просто мимо проходил.
– Вы не записали номер кэба?
– Нет, необходимости не увидел. Но я этого кэбмена знаю, имя и прочее, конюшня у него в Брэдморе.
Я достал блокнот:
– Диктуйте адрес.
– Не знаю, под каким именем его крестили, кажется, он Том, но не уверен. В любом случае, по фамилии он Эллис, живет в Черч-мьюз на Сент-Джонз-роуд в Брэдморе… дома не знаю, но там вам любой на него укажет, если спросите Четырехколесного Эллиса – так его все приятели зовут, кэб-то у него на четырех колесах.
– Спасибо, офицер. Премного вам обязан. – Две полу-кроны поменяли хозяина. – Вы окажете мне неоценимую услугу, если присмотрите за этим домом и сообщите по адресу, указанному в моей визитной карточке, обо всем, что произойдет здесь в ближайшие несколько дней.
Мы опять забрались в наш экипаж, кэб уже двинулся, но тут констеблю пришла в голову неожиданная мысль:
– Секунду, сэр! Господи, я чуть самое важное не забыл. Я же слышал, как Араб говорил Эллису, куда нужно ехать – заладил на своем ломаном английском: вокзал Ватерлоо да вокзал Ватерлоо. «Ладно, – отвечает ему Эллис, – отвезу вас на вокзал Ватерлоо, только вот этот ваш тюк внутри моего экипажа не поедет. Места не хватит, поэтому грузите его на крышу». «На вокзал Ватерлоо, – настаивает Араб, – и тюк со мной на вокзал Ватерлоо поедет тоже – беру его с собой». «Кто ж говорит, что не берете? – гнет свое Эллис. – Берите ваш тюк, да хоть двадцать таких же, единственное, о чем я беспокоюсь, как бы вы его внутрь кэба не затащили. Кладите его на крышу». «Я везу его с собой на вокзал Ватерлоо», – продолжает Араб. Вот так они пререкались да переругивались, ни один другого слушать не хотел, а люди вокруг смеялись.
– Вокзал Ватерлоо… вы уверены, что он сказал именно это?
– Готов чем угодно поклясться. Я еще, услыхав это, подумал: «Интересно, сколько денежек ты за поездочку выложишь, ведь до вокзала-то побольше четырех миль»[32]
.Когда мы отъехали, я никак не мог успокоиться, все время задаваясь вопросом, возможно, несправедливо обидным: не вошло ли в обыкновение у большинства лондонских полицейских забывать самые важные сведения – точнее, всегда оставлять их напоследок и вспоминать лишь в том случае, когда ладонь почувствует тяжесть серебряной монеты.
Пока кэб катился вперед, мы вели беседу, едва не превратившуюся в жаркий спор.
– В том тюке была Марджори, – начал Лессинхэм наимрачнейшим тоном, сделав препечальнейшее лицо.
– Сомневаюсь, – заметил я.
– Была… я чувствую это… знаю наверняка. Ее либо изувечили и умертвили, либо связали, вставили кляп и унесли беспомощную. Мне остается лишь мстить.
– Повторяю, что сомневаюсь в этом.
Тут встрял Атертон:
– Хотя всеми фибрами души мне хочется верить в обратное, я вынужден признаться, что согласен с Лессинхэмом.
– Ты ошибаешься.
– Хорошо тебе говорить с такой самоуверенностью; однако заявить, что я ошибся, проще простого, а ты докажи. Если я ошибаюсь и Лессинхэм тоже неправ, тогда как объяснить настойчивость, с которой араб, по словам полицейского, пытался втащить тюк внутрь кэба? Если в тюке не таилось ничего жуткого и кошмарного, то почему этот тип боялся разоблачения и не хотел грузить тюк на крышу?
– Я не исключаю, что внутри находилось нечто, что араб очень не хотел показывать, но вряд ли он прятал в нем ту, о ком вы говорите.
– Марджори остается в доме одна… с тех пор ее не видят… ее одежда и волосы спрятаны под досками пола. Негодяй ускользает с места преступления с огромным тюком на голове… полицейский утверждает, что длина тюка примерно с человеческий рост… араб беспокоится и не хочет упускать груз из вида, даже на мгновение. Что там внутри? Не указывает ли, к несчастью, все вышеперечисленное на определенные обстоятельства?
Мистер Лессинхэм закрыл лицо руками и простонал:
– Боюсь, мистер Атертон прав.
– Не согласен с вами обоими.
Сидней сразу принялся горячиться:
– Ну же, давай, сам скажи, что было в тюке?
– Полагаю, что способен угадать его содержимое.
– Да ладно; тогда, ради всего святого, не томи – и не стоит разыгрывать из себя прорицателя! – в конце концов, у нас с Лессинхэмом в этом деле интерес.