Жук

— Как вы любезно изволили предположить, я считаю себя мудрее Линдона. Мне нет никакого дела до вашей политики или до того, что вы под ней подразумеваете. Мне все равно, замарал вас свет — как остальных, как меня — или нет! Однако меня действительно заботит, не схоже ли это с проказой. Мне кажется, что да.

— Атертон!

— С самого начала нашего знакомства я чувствовал, что в вас есть нечто странное, хотя и не мог поставить диагноз; есть в вас нечто нездоровое, выходящее за рамки обычного, неестественное — ваша особая аура. В последние несколько дней события вокруг вас завертелись с огромной скоростью. В их ярком свете я с тяжелым сердцем увидел, как эта ваша особенность проявила себя. Пока вы не дадите всему удовлетворительного объяснения, вам придется отказаться от брака с мисс Линдон, иначе я сам расскажу ей то, что знаю, и, при необходимости, поведаю об этом целому миру.

Он ощутимо побледнел, однако улыбнулся — одними губами.

— Любопытная у вас манера вести разговор, мистер Атертон… О каком вихре событий вы говорите?

— Кто был тот практически нагой человек, покинувший ваш дом столь странным образом в глубокой ночи?

— Это и есть одна из тех историй, которыми вы вознамерились пощекотать нервы публике?

— Это и есть то единственное объяснение, что вы можете дать?

— Вперед, выдвигайте свои обвинения дальше.

— Я гораздо наблюдательнее, чем вы, кажется, предполагаете. Тот случай немало заинтересовал меня по нескольким причинам, и с тех пор я не могу перестать думать о нем.

Безрассудно называть, как вы сделали вчера утром, это происшествие обычным ограблением, а его главного виновника безумцем.

— Извините, ничего подобного я не говорил.

— Тогда что вы имели в виду?

— У меня не было никаких теорий по этому поводу, их нет и сейчас. Все эти утверждения исходят от вас.

— Вы сами не были на себя похожи, когда просили меня молчать о случившемся. Это позволило мне прийти к некоторым выводам.

— Вы предвзято отнеслись к тому, что я делал, мистер Атертон. Как по мне, в том не было ничего неестественного… Однако… продолжайте.

Он завел руки за спину и положил их на край стола, у которого стоял. Ему было откровенно не по себе; однако мне, как бы того ни хотелось, по-прежнему не удавалось выбить его из колеи — ни морально, ни интеллектуально.

— Что это у вас за друг с Востока?

— Я вас не понимаю.

— Уверены?

— Абсолютно. Повторите свой вопрос.

— Кто ваш друг с Востока?

— Не припоминаю таких друзей.

— Вы готовы в этом поклясться?

Он засмеялся — весьма натянуто:

— Вы пытаетесь меня запутать? Вы слишком пылко взялись за дело. Сначала позвольте мне уловить истинную суть ваших расспросов, лишь затем я смогу клятвенно вас заверить в чем бы то ни было.

— Известно ли вам, что в данный момент в Лондоне некая персона утверждает, что когда-то на Востоке была очень близко — и любопытным образом — с вами знакома?

— Я этого не знал.

— Вы клянетесь?

— Клянусь.

— Это странно.

— Что в этом странного?

— Я предполагал, что эта личность вас преследует.

— Преследует меня?

— Именно.

— Вы шутите.

— Думаете?.. Вспомните изображение скарабея, которое вчера утром напугало вас чуть не до безумия.

— Вы слишком сильно выразились… Я понял, о чем вы.

— Иными словами, вы хотите сказать, вам неизвестно, что этим вы обязаны своему восточному другу?

— Я не понимаю вас.

— Уверены?

— Конечно… Мне кажется, мистер Атертон, это вам, а не мне, следует прояснить ситуацию. Знаете ли вы, что я пришел к вам именно за тем, чтобы спросить, как именно то изображение попало в вашу комнату?

— Его оставил Повелитель Жука.

Это было чистой импровизацией — но она попала в точку.

— Повелитель… — Он запнулся — и умолк. Но не проявил признаков волнения. — Буду с вами откровенен, раз вы мечтали об откровенности. — Улыбался он на сей раз с гораздо большим трудом. — Недавно я стал жертвой наваждений, — он сделал паузу, — особого толка. Я испугался, что они появились из-за моего умственного переутомления. Неужели вы можете раскрыть их настоящий источник?

Я молчал. Он не потерял самоконтроля, однако подергивание губ выдавало напряжение. Еще немного, и мне удалось бы раскрыть другую сторону личности мистера Лессинхэма — ту, что он прятал от остального мира.

— Кто тот… человек, которого вы называете моим… восточным другом?

— Это ваш друг, вам лучше знать, кто это.

— Как выглядел тот мужчина?

— Я не говорил, что это мужчина.

— Но я понял, что это не женщина.

— Я так не говорил.

Кажется, у него, на долю секунды, перехватило дыхание, и он взглянул на меня отнюдь не добрыми глазами. Затем, продемонстрировав похвальную выдержку, он подавил эмоции, вернув столь идущее ему достоинство.

— Атертон, сознательно или нет, но вы очень несправедливы ко мне. Не знаю, что именно вы обо мне думаете и на чем основаны эти убеждения, однако уверяю вас от чистого сердца: я не менее достойный, честный и хороший человек, чем вы.

— Но вас преследуют.

— Преследуют? — Он держался прямо и смотрел мне в глаза. Вдруг его тело содрогнулось; рот перекосило; он мгновенно побагровел. Его шатнуло к столу. — Да, господи, это правда: за мной следят.